Холдор Вулкан

Член союза писателей Узбекистана

Туман

(Рассказ)

1

В поселке «Куйганяр» жила одна красивая вдова по имени Салима, которая торговала молоком.
Однажды прекрасным ранним утром, когда я вывешивал на сук плакучих ив клетки с перепёлками, проходя мимо нашей пекарне, она громко оглашала:
— Молоко! Кому молоко?! Свежее молоко!..
-Остановив женщину, я поздоровался с ней. Она подошла ко мне и, спросила:
-Сколько вам литров молока?
— Один… Нет — нет, два. Два литра, пожалуйста — сказал я.
Она всё ещё улыбаясь, взяла двухлитровую банку с молоком и протянула мне. Когда я взял банку с молоком, наши руки случайно прикоснулись.
Когда её руки коснулись моих, я растерялся. Трудно мне описать те чувства момента прикосновения наших рук.
Когда возвратил ей пустую банку она сказала:
-Ака, хорошо, что я встретила вас. Дело в том, что мой сын недавно купил новый тандыр. Мы его не можем установить. Может вы поможете? Вы же всё-таки специалист… Как говорят в народе, даже воробья резать должен мясник. Ну, как, придёте? Помогите, пожалуйста…
Такими словами она красиво улыбнулась.
Я ей сказал:
-Обязательно. Только скажите своему сыну, пусть заготовит глину с соломой. После обеда приду.
Услышав это, она сильно обрадовалась:
— Спасибо вам, ака. Приходите я вас буду ждать. Специально для вас я приготовлю плов на бараньем курдюке -пообещала она
-Хорошо — улыбнулся я.
Она ушла. После обеда я пошёл к ней.
Увидев меня, она сильно обрадовалась, как маленькая девочка. Пригласила меня к топчану, где были устланы мягкие курпачи (матрасики на чём сидят), и где стояла хантахта (стол на коротких ножках,) за которым было удобно есть.
Сев на курпачу, я по обычаю почитал короткую молитву из Корана, чтобы в том доме всё было хорошо. Гляжу, за цветником парень молча готовит глину.
От усердия на его лице налепилась глина. Салима ему говорит:
-Денгизхан, поздоровайся с мастером-тандырщиком. Тот из -под земли поглядел на меня враждебным взглядом и сплюнул в сторону сквозь зубы. Он, не сказав ни слова, продолжал работать.
Я зашёл в амбар, переоделся и тоже начал работать. Салима помогала, подавая мне гувалу.
Гувала — это овальные нежженные кирпичи без какой- либо грани, сделанные из глины. Я клал эти овальные кирпичи на фундамент постамента тандыра. Сверху я разложил глину, которую в помятых ведрах молча принёс Денгизхан. Таким образом, постепенно начали выстраивать постамент. Когда Денгизхан уходил за глиной, я украдкой оглядываясь вокруг, низким голосам сказал Салиме:
-Хороший однако, у вас сын. Салима грустно улыбнулась:
-Вылитый отец. Его отец тоже был ревнивым.
-Почему «был «? Ваш муж умер что ли? — спросил я.
Она сказала:
-Нет , он покинул нас. Где он только шляется — одному Богу известно. Говорят, что он под Бухарой сидит в Караулбазарской тюрьме…
В этот момент Денгизхан поднёс глину и нам пришлось прервать разговор.
Я вылил глину на постепенно вырастающее основание постамента.
Взяв пустые вёдра, Денгизхан хмуро пошёл прочь. Мы с Салимой продолжали класть на глину нежженные овальные кирпичи и я начал опять прощупывать душу Салимы:
— Покинул, говорите? — Извините за глупый вопрос, и какие теперь планы?
-В каком смысле? — спросила она.
-Ну , в смысле, начать новую жизнь… Не хотите ли выйти замуж?
Салима ответила:
-Нет, не хочу. Жизнь с моим бывшем мужем вот где стоит — сказала она, проведя большим пальцем поперёк горла.
— Одиночество по ночам не мучает? — говорю я ей. Она в ответ:
-Нет, я как-то привыкла к этому. Даже не думаю об этом.
— А я вот мучаюсь от одиночества — сказал я.
Салима говорит:
— Да, я слышала что у вас нет жены.
И чтобы не упустить из рук эту женщину, я солгал:
-Я приехал сюда, чтобы стать пекарем. С женой просто, как говорится не сошлись с характером.
-Сколько у вас детей? — спрашивала Салима.
-У меня двое сыновей.
В этот момент опять пришёл наш носильщик глины и с неприязнью протянул мне вёдра. Видимо он слышал всё, что мы говорили.
Через полчаса постамент был готов. Мы осторожно втроём подняли тандыр и поставили его на постамент. Потом начали обмазывать его глиной, перемешанной с соломой. Когда установка тандыра закончилась, я велел Салиме положить в тандыр сухого хвороста и растопить его.
Она так и сделала. От растопки над тандырам поднялся пар. К этому времени усталое cолнце тихо садилось за горизонт, где догорал день. Начало смеркаться.Мы наполнили тандыр сначала щепками, а потом заложив дрова постепенно усилили топку. Теперь в темноте под звёздным небом тандыр казался, как огромная голова огнедышащего дракона .
-Всё — сказал я — больше не надо поленьев. До утра просохнет.
Закончив работу, мы умылись и на ужин поели вкусный плов, приготовленный, как Салима, обещала на бараньем курдюке. Денгизхан, не произнося ни единого слова, ел, как немой.
На него я не обижался. Понимал его. После ужина попрощавшись с Салимой я вышел на улицу. Она хотела дать мне деньги, но я не взял.
С этого дня меня ударил гром любви так, что от этого удара я стал, как контуженный. Без Салимы дни мои словно поздняя осень наполнялись грустью. Днём и ночью думал только о ней.
Думал-думал и, однажды в мою голову пришла мысль, написать ей любовное письмо. Подбирая самые сентиментальные слова, которые могут возбудить жалость, написал любовное письмо, чтобы при первой возможности отдать его Салиме.
Наконец появилась такая возможность и я отдал ей письма. Когда она собралась распечатывать конверт, я ей сказал:
-Не надо, дома почитаете.
Салима покраснела от смущения и пошла домой.
Текст письма был таков.

Здравствуйте, Салима!

 

Скажу прямо, что я влюбился в вас! Я без вас не могу жить. Короче, я вас жду завтра у озера «Палванкёл» от 12 до 1 часа дня. Если не придёте, это письмо превратится в свидетельство моей смерти. После часа дня, я утоплюсь в озере.

 

После того, как она пошла прочь, я задумался. Потом, словно волк в клетке, всё ходил туда — сюда и все думал:
— А вдруг она не придёт на стрелку? Что тогда? Как мне жить потом? Тогда, согласно своей клятве, я должен топить самого себя в озере! Ну и дурак! Не надо было отдавать ей письма! Какой дурак а, ой какой я дурак!… Сам себя приговорил к смерти! А, может, придёт, кто знает…
К вечеру я воротился домой. Поужинал, лег в кровать и погрузился в сон.
Утром, плотно позавтракав, отрабатывал сценарий, который сам сочинил вчера. К 11 часам я умчался на озеро на своем старом велосипеде с пышным букетом цветов.
Сидел на берегу озера, прислушиваясь к пению лягушек, которые хором квакали, вздувая пузыри. За шумящими на ветру камышами блестела прозрачная вода.
В ожидание Салимы я уселся под тенистыми огромными тополями и пристально смотрел на дорогу. Издалека послышался треск мотора и поднялась дорожная пыль. Кто-то ехал по пыльной дороге на мопеде. Он ехал мимо озера и поднялся по каменистой дороге на верх. Но Салимы не было видно.
Глядя в небеса, я шептал, как береговые камыши на вольном ветру, обращаясь к Богу: — Господи, если ты есть там на самом деле, то, пожалуйста, сделай так, чтобы Салимушка моя пришла!..
В это время в шолипое (поле, где выращивают рис) работали нагнувшись двое мужчин и вдалеке начал кричать осел.
-Всё — думал — я. Пришло время ликвидировать себя. Я точно знал, что тот осел, как часы швейцарского производства, ни на секунду не опаздывая, каждый день иакал ровно в час.
Я вплотную подошёл к берегу озера, где росли камыши, снял свою поношенную тюбетейку с головы и с размаху бросил его в воду.
-Было не было! Раз дал слово, так давай шлёпни теперь сам себя! Всё равно где-то, когда-то помрёшь. Человек рождается чтобы умереть. Лучше умереть с честью, чем с позором уйти из жизни -подумал я.
Такими мыслями я пошёл в поисках груза, чтобы вешать на свою шею и ноги. Верёвки у меня были в багажнике велосипеда.
Среди кустов юлгуна я долго выискивал подходящий камень и, наконец, нашёл. Готовясь к самоликвидацию, я поднял его. Как раз в это время я вдруг услышал женскую плачь.
Положив камень на землю я побежал к берегу. Там на берегу озера, где росли камыши, стояла Салима и плакала, глядя на мою тюбетейку, которая плавала на поверхности воды.
-Ой, Касум-ака! Что вы наделали?! Неужели нельзя было ещё немного подождать? Как я любила вас! Ой, как я любила! Я никогда никого так безумно не любила! Что я плохого сделала тебе Господи?! Почему отнял ты у меня счастье, которое я еле нашла?! Гляди, Господи! Видишь его осиротевший велосипед?! Как же я буду нынче жить без него?! — плакала Салима.
Услышав её плачь, прибежали те двое в белых кальсонах, работающие на рисовом поле. Один из них говорит:
-Что с вами, невестка? Почему плачете?
— Ой, помогите ему! Спасите! Человек утонул!.. -кричала Салима.
Двое в белых кальсонах в растерянности глядели на воду, где плавала моя тюбетейка. Потом, как две лягушки прыгнули туда, и поныряв долго, вновь появились на поверхности воды, как водолазы. Набрав воздух в лёгкие, они опять нырнули.
Я не мог больше терпеть и кричал:
-Салима! Я тут! Живой!..
Слима от испуга отскочила назад. Потом покраснела до ушей от смущения. Я побежал к ней . Она бросилась в мои объятия.
Я обнял её и стал успокаивать. В этот момент двое спасателей береговой охраны в кавычках опять поднялись от нехватки H2O поверх воды с водорослями на ушах. Широко открыв рты и запасаясь воздухом, они хотели было снова нырнуть, но тут я их остановил:
— Братья, я тут! Живой! Всё, отбой! Вы проявили настоящий героизм! Спасибо огромное!
Они вышли из воды и посмотрели на меня с недоумением, а один даже с презрением.
Я им говорю:
— Знаю, спасибо на хлеб не намажешь. Поэтому братцы, пол-литра с меня.
Один из них, убирая с ушей водоросли, спрашивает:
-Чего пол-литра?!
-Вы чего мужики, с луны свалились что ли?! Пол-литра водки! Жидкость есть такая, жгучая! Огненная вода!- говорю я им.
Второй говорит:
-Мы не употребляем спиртного. Вера не позволяет. Мы пять раз в день намаз читаем, молимся, понял, дурак?!
-Ну , как хотите. У нас, как говорится, демократия! То есть, не будем заставлять. Насильно мил не будешь! Сам выпью за вас, за ваше здоровье, господа! -сказал я.
Двое в белых кальсонах из береговой охраны, в кавычках, шлепая мокрыми штанами и недовольно мотая головами, ушли.
А я, посадив на велосипед свою любимую Салиму, поехал домой.
Таким образом, в истории своей жизни без войн и без жертв я завоевал сердце Салимы и установил свой флаг любви. Для того, чтобы сохранить эту империю любви, я был готов на все. Но мой приемный сын Денгизхан недолюбливал меня.
Вот уже неделя, как нас повенчал имам местной мечети и мы с Салимой начали жить настоящей жизнью.

 

2

Через какое -то время мы с моим приемным сыном нашли наконец, общий язык.
Однажды в новогодний вечер мы втроём снарядили пластмассовую ёлку. Развесили разноцветные игрушки на нее, смонтировали маленькие мигаюшие лампочки и накрыли праздничный стол.
Салима приготовила вкусную шурпу и жаркое. Настроение чудное! Я незаметно зашёл на кухню, где Салима готовила ужин и обняв её сзади, начал целовать. Стараяссь выпутаться из моего объятия, она шепнула:
-Что ты, отпусти… Там же наш сын Денгизхан. Стыдись…
Она с силой ускользнула и подняв деревянный черпак, как шпагу, напала на меня, словно фехтовальщица. Взяв крышку кастрюли в качестве шита я стал защищаться. Потом отошёл к двери. Там стоял Денгизхан и он подбадривал свою маму:
— Бей его, мам! Ударь по голове черпаком, по голове! -кричал он, весело смеясь.
Салима ещё ожесточённее стала наносить удары. Я выбежал на улицу. Было темно, шёл снег. Улицы, дворы, крыши домов и деревья были покрыты снегом. При свете висячего фонаря, которая жалобно скрипела на ветру, кружились снежные хлопья, словно встревоженный рой белых пчел. Где-то на улице доносился далекий смех и крик пьяных людей.
Я всё защищался, но к Салиме пришла «военная помощь». То есть Денгизхан, схватив меня, неожиданно оттолкнул. Поскользнувшись и потерял равновесие и упал на сугроб. Они вдвоём закидали меня снегом. Я смеялся. Они тоже. Смотрю, они сидят задыхаясь и смеются. Я взял горсть снега, скомкал его и запихав его в воротник Денгизхана побежал домой. Они за мной.
Зайдя в дом, мы долго смеялись, тяжело дыша.Потом мы вошли в зал и стали смотреть телевизор. Салима пошла на кухню. Через полчаса мы сели за стол и начали кушать. Ели, пили, беседовали и не заметили, как быстро прошло время. Когда часы пробили 12-00, я открыл шампанское и наполнил бокалы. Как только подняли бокалы, тут кто -то постучал в дверь. Я открыл дверь и ахнул от удивления. На пороге стоял сам Дедушка Мороз с длинной белой пышней бородой в ярко красной шубе и с мешком такого же цвеета на плечах для подарков! Ну думаю, дела! Честно говоря, я не ожидал такого. Как обрадовались мы тогда, Господи! Поздоровавшись с ним, мы пригласили его к столу. Я ему тоже налил шампанского. Мы выпили в брудершафт. Потом сели. Сидим, едим, веселимся. Думаю, вот это настоящеея счастье — сидеть на новогодном вечере с настоящем Дедом Морозом! Я говорю:
Слышь, Дедушка Мороз, я никогда не получал новогодные подарки в детстве. Твой приход — самый большой подарок для меня!
Дед Мороз, вытирая жирные губы в край полотенцы, сказал:
-Я принёс всем вам подарки. Тебе тоже. Дай -ко я вручу вам новогодные подарки, пока не охмелел. Ну-ка, вставайте быстренько.
Мы встали.
-Ты, это… Стихи читать умеешь? — спросил меня дед мороз.
-Да — сказал я.
-Тогда подойди поближе к ёлке и читай. Я подошёл к ёлке и, как мальчик, начал читать стихи.

 

В лесу родилась ёлочка,
В лесу она росла,
Зимой и летом стройная
зелёная была .

 

Дед Мороз похлопал в ладоши.
-Молодец. А ну закрой свои глаза -сказал он. Я закрыл глаза.
-Теперь подними правую ногу и стоя в позе аиста, загадай желание.
Выполнив все его требование, я стоял в ожидание подарка. И вдруг от нанесенного сильного удара в мою морду, я, буквально слетел с места, круша наряженную ёлку. А Дед Мороз продолжал бить меня руками и ногами по жизненно важные части моего организма, ругая не цензурными словами, как говорится, на чём свет стоит.
Я говорю:
-Ты что, Дедушка Мороз, охренел, что ли? Зачем ты меня бьешь? Что я сделал тебе плохого? Не бей меня! Я инвалид кровопролитной совето -авганской войны!
Салима, замерла от страха. Потом начала кричать.
-Вай даад! Помогите, убивают!
Но сумасшедший Дед Мороз не остановливался. Тут, неожиданно он поскользнулся на корку арбуза и упал.
Дед Мороз лежал на полу без сознания, лишённый бороды и усов. Тогда Салима, закрыв лицо руками, крикнула. -Господи! Глянь, сынок, это же твой отец! Денгизхан спешно нагнулся к лежавшему Деду Морозу и обняв его за шею, заплакал:
-Пап! Папаня! Извини, родной, мы не знали!
Мне стало как-то не по себе. Я не знал, что делать. Хорошо, что добрые соседи успели позвонить и приехала милиция. По этому инцинденту они составили протокол. Потом меня, как пьяного хулигана, избившего в целях ограбления доброго Деда Мороза, увезли в вытрезвиитель.
Ох, этот, так называемый, вытрезвитель, что ни на есть самое паршивое из мест, где я когда-либо побывал. Выловленные, как бездомные собаки, алкаши спали, громко храпя. Некоторые бредили, отдельные даже портили воздух, издавая звуки, как тоскливый, далёкий гудок корабля атомохода, который раскалывает льды в Северном Ледовитом океане.
Кругом, словно химическое оружие массового поражения, воняли грязные, вспотевшие ноги и дырявые носки алкашей.
В камере не было окон. Дверь толстая и железная. Еле дотянул до утра. Утром, как только открыли железную дверь, я как минотавр, широко расширив ноздри, с жадностью втянул свежий воздух в лёгкие. Смотрю, за оградой сидят милиционеры и заполняют какие-то бланки. В этот момент в камеру вошёл толстый милиционер почти без шеи, держа в объятиях ремни от брюк, которые они отбирали, чтобы мы не повесились на них и с помощью этих ремней не задушиши друг друга.
Ремни эти он вышвырнул нам под ноги. Каждый стал подбирать свой ремень. Я тоже искал и нашёл свой с рисунками крокодила дешёвый ремень. Как только надел ремень в брюки, один милиционер позвал меня:
-Эй, шайтан, который избил Дед Мороза, как твоя фамилия? Я назвал свою фамилию. Он записал. Второй милиционер уставился на меня со злобным взглядом и говорит:
— Ну, твааарь, ты зеленый! Ну, неблагодарный шакал! Дедушка Мороз принёс ему домой подарки, а он избил его, скотина! Позволил бы закон я бы тебя собственными руками задушил!
В ответ я ничего не сказал, зная, что в такие моменты спорить с сотрудниками правоохранительных органов, чревато последствиями. После этого сотрудники вытрезвителя сделали перекличку. Потом поэтапно начали передавать алкашей родственникам.

 

3

 

 

Зимняя ночь. Густые туманы за окном. Мне дико хотелось, пойти к Салиме, увидеться с ней. Но как бы мне не было трудно, не хотелось мне разрушить ее востановленную семью. Думал, думал, потом все же решил идти.
Я оделся, обулся и вышел на улицу. В таком густом тумане не трудно сойти с дороги и упасть в какую-нибудь яму или в канаву, удариться головой об дерево и даже можно заблудиться. Такими мыслями, я осторожно пошёл в сторону дома Салимы, мерно скрипя снегом.
С детства я люблю туманы и холодные зимние вечера. Помню, как в детстве, укутываясь в полосатый чапан и нахлобучив почти облысевшую шапку-ушанку, которую съела моль, ко мне приходил мой школьный друг Уктам. С ним мы вдвоём ходили в школу.
С трудом шагая и оставляя первые следы на утреннем снегу, мы глядели на огромные и высокие заиндевелые тополя, как на горные скалы, где снежная лавина висела на волоске. Мы ударяли ногами тополя и с восторгом смотрели на верх, откуда, как снежная лавина с писком «дуффф!», сыпались на нас облака серебристых иней, и мы исчезали в них. Тогда мы чувствовали весёлый и приятный страх. То есть получали огромную порцию адреналина. Когда останавливалась лавина, мы, стряхивая шапками-ушанками снег со своих полосатых чапанов, радостно смеялись.
Зимой, когда падает снег, я невольно вспоминаю того школьного друга Уктама, которого давно уже нет на белом свете. Он умер от инфаркта.
С этими мыслями я не заметил, как подошёл к дому, где мы жили с Салимой. Я вошёл во двор. В густом тумане родные окна тусклым жёлтым светом освещали крыльцо. Почти беззвучно, стараясь не скрипеть снегом, как лазутчик-ниндзя, который в целях разрубить императора острым, стальным мечом ровно на две части, влезает в его деревянный особняк, я беззвучно подошёл к окнам. Заглянув через окно, я увидел злого «Деда Мороза», то есть первого мужа моей Салимы. он сидел на диване гордо, скрестив ноги. По его внешности и движению не трудно было догадаться, что он был изрядно пьян. Он говорил Денгизхану:
-Вы думали, что я умер в тюрьме, да? Радовались? Не — е — ет, я — Кощей-бессмертный! Даже если, меня забросят в барабан мельницы, то и оттуда я выйду целым, даже с мешком муки на плечах. Понял?! Тут такой отец, а ты взял на прокат чужого человека в отца? А твоя мама! Затоптала честь нашей семьи! Она оправдывается , мол нужна была отцовская рука, чтобы воспитывать тебя. Чушь собачья! Ей не рука этого ишака, а понадобилась совсем другая часть его тела! Салима плакала:
-Как тебе не стыдно?! Разве можно говорить такие слава перед сыном?!
-Что — о! — соскочил с места Дед Мороз — мне стыдно?! Вот тварюга! А тебе? Тебе не стыдно, проститутка проклятая, в священную постель тащить любовников?! Ну, как тебе понравился мой новогодний подарок? То-то! Я приду оттуда, откуда ты не ждёшь? Да-а-а, вижу, что подарок понравился отчиму Дениса.
— Отец, не говори так! Он мне не отчим! -сказал Денгизхан
Дед-Мороз кричал ему:
— Тогда почему ты впустил его в дом? Ты мужик или баба?! Почему ты не воткнул в его горло вилы?! Почему не разрубил его топором на мелкие куски?!
Он злобно таращил глаза, как Отелло. Потом начал бить сам себя:
— Позор! Ой, поззо — о — о — р! Почему я его не ударил кухонным ножом?! Не — е — ет, я его так не оставлю! Заставлю его есть своё собственное дерьмо!
С этими словами Дед Мороз налил водку в стаканы. Потом одну из них протянул своему сыну:
-На, выпей!
-Пап, я не пью — сказал Денгизхан.
В разговор вмешалась Салима:
-Как ты смеешь? В место того…
— А ты шлюха не вмешивайся! — кричал Дед Мороз. Потом продолжал:
-Мы обмываем нового отца Дениса.
Стакан с водкой всё ещё находился в руке Деда Мороза. Рука его дрожала. Он опять заорал:
-Возьми! Не отвергай слово отца! А то сейчас прокляну и ты после своей смерти попадешь прямо в Ад! В огненный Джаханнам, где бушует гигантское, вечное пламя и булькает лава. Того, кто проклят своим отцом, Бог тоже проклинает и он попадет в Ад, даже если он всю жизнь работал имамом хатибом священной Мекки!.. Эх, сейчас бы мой отец воскреснув, вышел бы из своей могилы протянув мне стакан с водкой, я бы не думая ни о чем выпил бы до дна, не то что водку, даже чернилу с керосином или смертоносного яда гремучей змеи! Эх, какого отца я потерял! Я был его собутыльником. Перед тем, как идти в школу, он всегда из-за пазухи вытаскивал бутылку водки и наливал. Потом мы, произнося тосты, чокались пиалами и выпивали на «Брудершафт». Выпивали, но не закусывали. Я, вместе с ним выпив граммов двести, двести пятьдесят, качаясь и не спеша шёл в школу. Все сокамерники… тьфу, то есть одноклассники, завидовали мне. За это, конечно, меня учителя похвальной грамотой не награждали. Наоборот, иногда меня они сажали на гауптвахту, ну, карцер был у нас, так называемый «Зиндан», такая глиняная яма, глубокий котлован. Эхх, как мы одевались тогда! Поскольку наша школа была спецшколой, форма наша тоже соответствовала ей. Ну, как тебе объяснить… Наша форма была полосатая, понимаешь? И на груди этой формы были номера. Это форма для того, чтобы было легче различать и вылавливать учеников,, которые совершали побег. За решётками злобно лаяли служебные собаки и вооружённые охотничьими ружьями охранники зорко следили за территорией школы, ограждённой колючей проволокой.
Школа была оснащена мощной сигнализацией и сиреной с прожектором. У окон были смонтированы решётки из прочной арматуры. Время от времени в школе проводились обыски. Учителя преподавали в бронежилетах и в защитных касках с железным щитом в руках. Отец мой, давая взятки директору нашей школы, всегда выручал меня, вытаскивая из темного, глубокого зиндана.
-Давай сынок, бери стакан, и выпьем за светлую память моего отца, то есть твоего деда. Царство ему небесное! Пусть земля будет ему пухом!
После этих слов, Денгизхан взял стакан и залпом осушил его.
— Вот, молодец сынок. Это другое дело! А ну-ка, на, закусывай — сказал Дед Мороз отдавая сыну вилку с солёным огурчиком. Денгизхан закусил.
Салима глядя с презрением на Дед Мороз, плакала. Тот вопил:
-Чего ты уставилась на меня, кура безмозглая?! Тебе тоже налить? Выпей, легче станет…
Потом он встал и направился к двери. Я спрятался в чулан. Дед Мороз вышел и с трудом надевая галоши, пошёл в сторону сортира. Когда он зашёл в туалет и закрыл за собой дверь, я вышел из чулана. Смотрю, около курятника лежит жженный кирпич. Я взял этот кирпич и метнул его со всей силой. Ударившись об дверь деревянного сортира, куски кирпича, как осколки от снаряда, разлетелись в разные стороны. Я, как ниндзя, тут же скрылся в густом тумане и начал наблюдать за объектом. Дед Мороз выйдя из сортира и пугливо оглядываясь вокруг, с бешеной скоростью побежал домой.
Больше я не подходил к окнам. Не хотел причинять боль женщине и без того оставшейся в неловком положении. Я решил больше не вернуться сюда…
Спотыкаясь на снегу, я шёл в густом тумане и мне захотелось плакать, не издавая ни звука. Плакал сквозь зубы. Тёплые слёзы текли по лицу и капали на воротник моего пальто.
С детства я люблю густые туманы. В туманах ты не видишь никого, а также никто не увидит тебя тогда, когда ты плачешь.

 

11/01/ 2011.
Канада, Онтарио.

Холдор Вулкан летом, 2021. Канада, Онтарио.