Холдор Вулкан

Член Союза писателей Узбекистана

Холдор Вулкан родился в 1959 году в Узбекистане. Окончил Ташкентский Государственный Университет. Пишет стихи и прозу с 1975 года. Живет в Канаде. Написал 4 сборника стихов, ряд повестей, рассказы и романы на двух языках.На узбекском и на русском.Его произведения переведены на английский язык.Не имеет званий и наград.

Любое коммерческое использование романа Холдора Вулкана "Бумеранг"запрещено без предварительного письменного согласия автора.(Холдор Вулкан)

В моем любовном романе "Бумеранг" я постарался передать боль и страдания своего народа, которые он пережил в недалеком прошлом. В романе повествуется о прекрасной и трагической любви главного косоглазого литературного героя по имени Саяк, который едет на заработки в Россию поисках лучшей жизни. Рассказывается о его смешных, порой грустных приключениях, кои не оставляют читателя равнодушным, не отпускают его до самого конца, заставляя смеяться и плакать.В итоге узбекский трудовой мигрант, то есть косоглазый литературный герой романа Саяк возвращается обратно на свою историческую родину, словно бумеранг. Читайте и наслаждайтесь. Рекомендуем. Всем приятного чтения.

С глубоким уважением ко всем, Холдор Вулкан.

1 глава

Сторож виноградника

Саяк парень лет 25, среднего роста, косой, худощавого телосложения, черноволосый, кудрявый, курносый. Живет он в деревне Куйганяр со своей молоденькой женой по имени Зебо.
Он работает сторожем виноградного сада и целыми днями сидит в шалаше на высоких сваях, словно на пограничной сторожевой башне, откуда окрестность видна, как на ладони.Сидя в шалаше, Саяк прогоняет птиц с помощью отпугивателя, сделанный из - под пустых железных банок рыбной консервы и кока колы, подвешенные на проволоки.Он кричит на весь голос, громко хлопая в ладоши. Когда он дергает проволоки, раздается оглушающие звуки пустых железных банок, отпугивая стаи прожорливых птиц.Саяк безумно любит наблюдать за стаями птиц, летящие тучей над виноградным садом, над хлопковыми полями, создавая шум птичьего бурана своими крыльями, резко изменяя свое направления, то туда, то сюда, словно снесенный ветром парашют.
Ночью он, зажигая керосиновую лампу, чистит стволов своего охотничьего ружья - двустволки шомполом и протирая до блеска тряпкой его деревянный приклад. Вокруг горящей керосинки молча начинают виться мотыльки. Небо над шалашом переполнится звездами.Потом наступает самые любимые моменты Саяка.Он восторженно наблюдает за луной, которая медленно и безмолвно поднимается над сентябрьскими хлопковыми полями, над тополиными и ивовыми рощами, освещая окрестность, словно мощный прожектор своим ослепительным светом.Такая тишина, что можно услышать гудение комариного роя, похожее на далекий и надрывный плач наемных плакальщиц на пышных похоронах усопших чиновников.Издалека доносится усталый лай бродячего пса. Лунный сумрак зазвенит от неугомонных сверчков. Запоют лягушки в далеких болотах и подлунных тростниках реки "Кашкалдак", издавая звук кипящего супа в казане. Под луной можно увидеть невооруженным глазом безлюдные проселочные дороги и даже тропинки, как днем.На берегу реки в глубоких оврагах, заросшие можжевельниками, живут лисицы, которые любят не только полакомиться курами, но и помышкаться, иногда и не брезгуют сочными спелыми, гроздьями винограда.Под луной лисиц можно увидеть даже издалека. Лиса быстро двигается, нюхая землю, как бы попутно определяя запахи вещей. Иногда остановится на миг, осторожно нюхая воздух.Вот в таких трепетных моментах Саяк, вскинув ружье на плечо, внимательно прицеливается.Потом как пальнет!Дттиш!Дттиш!Ночная тишина вторит раскатистым эхом грохоту выстрела, как звуки весеннего грома в горных ущельях.Перепуганные птицы, сидящие на ветвях близлежащих деревьев, от испуга полетят восвояси.В безлунные ночи Саяк прицеливается зверям между глаз, которые горят в темноте, как яхонты и жмет на курок.
Луна, неспешно совершая свое путешествие по небу, сонно и долго бродит над безлюдными полями.Саяк, снимая верхнюю одежду, укрывается ватным одеялом, который называется "курпа" и ложится спать, думая о своем прошлом, глядя на несметные мерцающие алмазом звезды бескрайних небес и на луну, которая беспечно светит над дальними хлопковыми полями. Думает о своем далеком и трудном детстве.Также своего отца, который злоупотреблял алкоголем, пил, не просыхая неделями и месяцами, уходя в запой. Придя домой пьяным, он начинал бить маму Саяка, волоча ее по двору, как сани зимой по снежному сугробу. Мама Саяка плакала, кричала, зазывая на помощь добрых людей. Саяк пытался как - то ее защитить, но ему было не в силах остановить своего сильного, как бык злого и пьяного отца. Соседи тоже молчали, хотя прекрасно слышали крики о помощи. Они вместо того, чтобы помочь, наоборот, тайно наблюдая из - за щели глиняных дувалов, радовались, смеялись от души.Однажды, его отец взял детский трехколесный велосипед Саяка и направился на улицу, чтобы поменять его на водку.О, как бегал тогда Саяк за своим отцом, умоляя, чтобы он не продал его любимый велосипед.Но пьяный отец ударил его локтем по лицу и разбил ему нос.Из разбитого носа Саяка, сочилась кровь.Через год отца Саяка не стало. То есть его сбил огромный грузовик "Камаз", когда он начал переходить дорогу и он скончался на месте происшествия.После похорон отца его мама заболела.Несмотря на осенние холода, Саяк, чтобы помочь своей больной маме, решил работать, занимаясь мытьем легковых автомобилей, которые спускались с горных перевалов и останавливались у дороги, чтобы перекусить и отдохнуть в местной чайхане. Дули холодные ветры снежных вершин с горных склонов. Саяк стоял на обочине, беспрестанно крутя мокрую тряпку, как пропеллер самолета, чтобы как - то привлечь внимания богатых водителей.Тут один водитель остановил свой автомобиль на обочине и Саяк предлагал ему свою дешевую услугу.Водитель согласился. Маленький Саяк черпнул ведром ледяную воду из арыка и усердно начал работать.Пока он очистил грязные колёса, и мыл стекла автомобиля, руки его покраснели на морозе и начали болеть суставы окоченевших пальцев, кои он пытался пригреть своим дыханием.Он работал не покладая рук, думая о своей больной маме и сильно обрадовался, когда водитель дал ему денег.Правда небольшие, но дал. Саяк, чтобы сэкономить денег, вернулся домой голодным, не позволяя себе съесть что - нибудь на ужин. Собрав все деньги, которые он заработал честным трудом, побежал домой, чтобы порадовать свою маму.Но, когда зашел во двор, там он увидел соседских женщин и одна из них, крепко обняв Саяка, горько зарыдала.
- О, бедный Саяк, ты теперь остался совсем один! Твоей мамы больше нет! -сказала она рыдая и поглаживая ему голову. Как плакал тогда Саяк, о как плакал, обняв тело своей покойной мамы, трясясь всем телом! После похорон его хотели отправить в детский дом, где воспитывались осиротевшие дети, но бабушка Саяка прогнала приехавших, размахивая своим посохом.
- Уходите сейчас же, окаянные, никому его не отдам, пока я жива!Вы можете увести моего внука только через мой труп! - кричала она, плача и оказывая отчаянное сопротивление.
Шли годы. Саяк вырос. В те времена он неохотно посещал школу, как беспородная собака, которая хозяин ведет на охоту, волоча за собой. Школа для Саяка была, как исправительная колония, где он себя чувствовал узником в полосатой робе.
Учителя казались ему злыми надзирателями, а директор школы напоминал ему начальника тюрьмы. Саяк сидел за партой, сделанной из сосновых досок, расположенной у окна, которое иногда было открыто, где он сделав бумажные самолётики из тетрадного листа отправлял в полет. Он первым выбегал из класса во время перемен, особенно тогда, когда кончались уроки, чувствуя себя заключенным, освобожденный по УДО. Летом на каникулах Саяк с утра до вечера пас корову в пойме реки "Кашкалдак".Пока его буренка паслась с другими коровами на лугу, он с друзьями купался в реке, над которой летали стаями драчливые чайки, дружно и шумно крича, словно неугомонные бабы на базаре. С приходом задумчивого сентября, его дни снова становились пустыми, грустными, как сама осень, как глаза осла с печальным взглядом.Вопросы учителей казались ему допросами под пыткой в следственном изоляторе.Однажды Саяк с рюкзаком на плечах пошел в школу, шурша опавшими листьями осенних кленов, попутно спланировав побег из школы. Но увиденное в начале урока, резко изменило его планы и ему пришлось отложить побег на другой день.

-Так, тихо, товарищи ученики! У нас новая ученица из города!Познакомьтесь, ее зовут Зебо!Фамилия Ниязова!Документы показывают, что она училась на отлично в своей школе -сказал учитель Увадагуппиев.

Ученики молчали. Зебо тоже.Она глядела из - под земли на свои новые одноклассники большими оленьими глазами, краснея от смущения и играя кончиками своих косичек.Эта тощая, черноволосая и черноглазая новая ученица с длинными коровьими ресницами оказалась очень привлекательной девушкой. Ее алые губы, напоминающие спелые ягоды черешни, тонкая и нежная шея гладкая, как слоновой кости, тонкие и длинные, как у музыкантов пальцы рук просто околдовали Саяка.

-Ну, Ниязова, садитесь за парту рядом с учеником Сатыбалдиевом. Его Саяком зовут.Он у нас неуспевающий ученик.Вот вы ему и поможете -сказал учитель Увадагуппиев, указывая новой ученице парту, где сидел Саяк, как загипнотизированный.

Зебо села за парту.Учитель Увадагуппиев обратился к Саяку.

-Чего ты уставился на меня, школьник Сатыбалдиев?! Чем - то недоволен?! Ты, это, даже не вздумай обидеть ее!Не то, я сам лично напишу жалобу на тебе участковому милиционеру товарищу Дырылдаеву, и он отправит тебя в детскую колонию?! -сказал он.

-Понял, товарищ Увадагуппиев, понял... Чуть что милиция, детская колония... Да я не на вас смотрю, а на нее, то есть на новую ученицу. А что мне делать, если у меня такие косые глаза?! -сказал Саяк.

Услышав это ученики хором засмеялись. А Зебо еще сильнее покраснела.

Учитель Увадагуппиев захохотал, как джинн волшебной лампы Аладдина, глядя в потолок. Он долго смеялся, угорая от смеха.Потом, еле подавив свой смех и утирая слезы своим клетчатым дырявым носовым платком, сказал:

-Ну ладно, садитесь, товарищ школьник Сатыбалдиев.

Саяк присел, думая о том, как хорошо, что он косой.Теперь никто не будет подозревать, когда он смотрит на эту красивую девушку Зебо. Наивный учитель Увадагуппиев тоже подумает, что Саяк смотрит в доску...
Такими мыслями Саяк долго лежал в шалаше, похожий на сторожевую вышку исправительных колоний, глядя на луну и даже не заметил, как заснул.

Holder Volcano

Holder Volcano was born in 1959 in Uzbekistan. Graduated from Tashkent State University. He has been writing poetry and prose since 1975. Lives in Canada. He has written 4 collections of poems, a number of novels, short stories and novels in two languages.In Uzbek and in Russian.His works have been translated into English.Has no titles and awards.

In my love novel "Boomerang" I tried to convey the pain and suffering of my people, which they experienced in the recent past. The novel tells about the beautiful and tragic love of the main cross-eyed literary hero named Sayak, who goes to work in Russia in search of a better life. It tells about his funny, sometimes sad adventures, which do not leave the reader indifferent, do not let him go until the very end, making him laugh and cry. As a result, the Uzbek labour emigrant, that is, the cross-eyed literary hero of the novel Sayak, returns back to his historical homeland like a boomerang. Read and enjoy. We recommend it. Have a nice read to everyone.

With deep respect to everyone, Holder Volcano.

Boomerang

(The novel)

Translated by the author

---------------------------
Chapter 1
The watchman of the vineyard
---------------------------


Sayak is a man about 25 years old, medium height, oblique, skinny build, black-haired, curly, snub-nosed. He lives in the village of Kuiganyar with his young wife named Zebo.
He works as a watchman of a grape orchard and sits all day in a hut on high stilts, as if on a border watchtower, from where the neighborhood is visible at a glance.Sitting in a hut, Sayak drives the birds away with a repeller made from empty iron cans of canned fish and Coca Cola suspended on wires.He shouts at the top of his voice, clapping his hands loudly. When he pulls the wires, the deafening sounds of empty iron cans are heard, scaring away flocks of voracious birds.Sayak is madly fond of watching flocks of birds flying in a cloud over a grape orchard, over cotton fields, creating the noise of a bird blizzard with their wings, abruptly changing their directions, this way and that, like a parachute blown away by the wind.
At night, lighting a kerosene lamp, he cleans the barrels of his double-barreled shotgun with a cleaning rod and wipes it's wooden stock with a rag. Moths silently begin to curl around the burning kerosene stove. The sky above the hut overflows with stars.Then comes Sayak's favorite moments.He enthusiastically watches the moon, which slowly and silently rises over the September cotton fields, over poplar and willow groves, illuminating the neighborhood like a powerful searchlight with its dazzling light.Such silence that you can hear the buzzing of a mosquito swarm, similar to the distant and anguished crying of hired mourners at the magnificent funeral of deceased officials.From afar comes the tired barking of a stray dog. The moonlight twilight will ring with restless crickets. Frogs will sing in the distant marshes and sublunary reeds of the kashkaldak River, making the sound of boiling soup in a cauldron. Under the moon, you can see with the naked eye deserted country roads and even paths, as in the daytime.On the bank of the river in deep ravines overgrown with junipers, foxes live, who love not only to eat chickens, they also love to eat juicy ripe grapes.Under the moon, foxes can be seen even from afar. The fox moves quickly, sniffing the ground, as if simultaneously identifying the smells of things. Sometimes he will stop for a moment, carefully sniffing the air.It is in such trembling moments that Sayak, throwing his gun on his shoulder, carefully takes aim, and shoots. "Dttish! Dttish!" The silence of the night echoes with a rolling echo the roar of a shot, like the sounds of spring thunder in mountain gorges.Frightened birds sleeping on the branches of nearby trees will fly away from fright.On moonless nights, Sayak takes aim at the animals between their eyes, which burn in the dark like a light and pulls the trigger.
The moon, slowly making its journey across the sky, wanders sleepily and for a long time over deserted fields.Sayak, taking off his outer clothes, covers himself with a cotton blanket called "kurpa" and goes to bed, thinking about his past, looking at the countless stars twinkling with diamonds in the boundless heavens and at the moon, which carelessly shines over distant cotton fields. He thinks about his distant and difficult childhood and his father, who abused alcohol, drank without drying out for weeks and months, going on a binge. When he came home drunk, he began to beat Sayak's mother, dragging her around the yard like a sleigh in winter on a snowdrift. Sayak's mom cried, screamed, calling for help from people. Sayak tried to protect her somehow, but he was unable to stop his strong, angry and drunken father. The neighbors were also silent, although they clearly heard the cries for help. Instead of helping, on the contrary, they secretly watched from behind a crack of clay douvals, rejoiced, as they laughed heartily.One day, his father took Sayak's tricycle and headed outside to exchange it for vodka.Oh, how Sayak ran after his father then, begging him not to sell his beloved bike.But his drunk father hit him in the face with his elbow and broke his nose.Blood was oozing from Sayak's broken nose.A year later, Sayak's father died. That is, he was hit by a huge truck as he was crossing the road and he died at the scene.After his father's funeral, his mother fell ill.Despite the autumn cold, Sayak, in order to help his sick mother, decided to work, washing cars that descended from mountain passes and stopped by the road to have a snack and relax in a local teahouse. The cold winds of the snowy peaks blew from the mountain slopes. Sayak was standing on the side of the road, constantly twisting a wet rag like an airplane propeller to somehow attract the attention of rich drivers.Here, one driver stopped his car on the side of the road and Sayak offered him his cheap service.The driver agreed. Little Sayak scooped a bucket of icy water from the ditch and began to work hard.While he cleaned the dirty wheels and washed the windows of the car, his hands turned red in the cold and the joints of his stiff fingers began to ache, which he tried to warm with his breath.He worked tirelessly, thinking about his sick mother and was very happy when the driver gave him money. Sayak, in order to save money, returned home hungry, not allowing himself to eat anything for dinner. Having collected all the money he earned by honest work, he ran home to please his mother.But when he went into the yard, there he saw the neighboring women and one of them, hugging Sayak tightly, sobbed bitterly.
- Oh, poor Sayak, you're all alone now! Your mom is gone! - she said sobbing, stroking his head. Oh how Sayak cried then, oh how he cried, hugging the body of his late mother, shaking her. After the funeral, they wanted to send him to an orphanage where orphaned children were brought up, but Sayak's grandmother drove away the newcomers, waving her cane.
- Leave now, I won't give him to anyone so long as I'm alive! You can only take my grandson over my dead body! - she screamed, crying and making desperate resistance.
Years passed. Sayak has grown up. In those days, he reluctantly attended school, like a mongrel dog which the owner leads to hunt, dragging it behind him. The school for Sayak was like a penal colony, where he felt like a prisoner in a striped robe.
The teachers seemed to him to be evil guards, and the school principal reminded him of the prison governor. Sayak was sitting at a desk made of pine boards, located near the window, which was sometimes open, where he made paper airplanes from a notebook sheet and sent them flying. He was the first to run out of class during recess, especially when lessons were over, feeling like a prisoner released on parole. In summer, on vacation, Sayak grazed a cow from morning to evening in the floodplain of the Kashkaldak River.While his burenka was grazing with other cows in the meadow, he and his friends were swimming in the river, over which pugnacious seagulls flew in flocks, shouting together and noisily, like restless women at the bazaar. With the arrival of thoughtful September, his days again became empty, sad, like autumn itself, like the eyes of a donkey with a sad look.The teachers' questions seemed to him like interrogations under torture in a pre-trial detention center.One day Sayak went to school with a backpack on his shoulders, rustling the fallen leaves of autumn maples, simultaneously planning an escape from school. But what he saw at the beginning of the lesson dramatically changed his plans and he had to postpone his escape for another day.
- So, quiet, fellow students! We have a new student from the city! Meet her, her name is Zebo!Niyazov's her last name!The documents show that she studied perfectly at her school - said the teacher Uvadaguppiev.
The students were silent. Zebo, too. She looked out of the ground at her new classmates with big deer eyes, blushing with embarrassment and playing with the tips of her pigtails.This skinny, black-haired and black-eyed new student with long cow eyelashes turned out to be a very attractive girl. Her scarlet lips, reminiscent of ripe cherries, a thin and delicate neck smooth as ivory, thin and long fingers like musicians simply bewitched Sayak.
- Well, Niyazova, sit down at the desk next to the student Satybaldiev. His name is Sayak.He's an underachieving student.So you will help him, - said the teacher Uvadaguppiev, pointing out to the new student the desk where Sayak was sitting, as if hypnotized.
Zebo sat down at her desk.The teacher Uvadaguppiev turned to Sayak.
- Why are you staring at me, schoolboy Satybaldiev?! Are you dissatisfied with something?! You, this, don't even think of offending her!Otherwise, I will personally write a complaint against you to the district policeman comrade Dyryldaev, and he will send you to a children's colony?! - he said.
- I understand, Comrade Uvadaguppiev, I understand... A little like the police, a children's colony... Yes, I'm not looking at you, but at her, that is, at the new student. And what should I do if I have such oblique eyes?! - Sayak said.
Hearing this, the students laughed in unison. Zebo blushed even more.
The teacher Uvadaguppiev laughed like Aladdin, looking at the ceiling. He laughed for a long time, bursting with laughter.Then, barely suppressing his laughter and wiping his tears with his checkered, leaky handkerchief, he said:
- Well, sit down, comrade schoolboy Satybaldiev.
Sayak sat down, thinking about how good it was that he was oblique.Now no one will suspect when he looks at this beautiful Zebo girl. The naive teacher Uvadaguppiev will also think that Sayak is looking at the blackboard...
With such thoughts, Sayak lay for a long time in a hut, looking like a watchtower of penal colonies, looking at the moon and did not even notice how he fell asleep.

Холдор Вулкан

Член Союза писателей Узбекистана

Холдор Вулкан -Абдусаламов Холдор Усманович родился в 1959 году в Узбекистане.Окончил Ташкентский Национальный Университет. Пишет стихи и прозу с 1975 года. Написал 4 сборника стихов, ряд повестей, так же рассказы и романы на двух языках, на узбекском и на русском. Холдор Вулкан член Союза писателей Узбекистана с 1999 года. Его литературные произведения переведены на английский язык. Не имеет званий и наград.

Больше не умирай

(Сборник стихов)

Книга посвящается памяти моего покойного старшего брата Абдусаламова Юсуфджана Усмановича, который умер в годовалом возрасте.

---------------------------
Мгла мне трамваями звонит
---------------------------


Сумрак дремлет в снежном тумане,
Как будто он в бреду шепотом говорит.
Плачет в шапку пешеход пьяный,
Молча снежинки крошат фонари.

Тень сосны, которая на сугроб легла,
Устала и ее ко сну клонит.
Мне сквозь снежные хлопья мгла,
Последними трамваями звонит.

------------------------
07/28/2017. Канада.



----------------------
Зовет меня Родина издалека
------------------------


Хорошо жить здесь, на Западе, то есть,
Тут заливные луга, воздух пьянит.
Но душа плачет, как в сумраке поезд,
Тянет меня на Родину, тянет.

Шумят в рощах тополя и ивы,
Как под куйганярским мостом река.
Будто Родина криками локомотива,
Зовет меня, зовет издалека.

---------------------------
24/07/2019. Канада.




---------------------
Поют в сумраке принцессы болот
------------------------


Луна в окна заглядывает тайно,
Сонное мерцание звезд вдали.
Тишина молчит, чтобы случайно,
Не потревожить сон спящих полей.

Белеют проселочные дороги села,
Ветер одиноко гуляет у ворот.
Упала звезда, как золотая стрела,
Туда где поют принцессы болот.

--------------------------
25/03/2020. 8:59 утра. Канада.




------------------
Сквозь метель улетающих птиц
------------------


Суровая зима всё ближе и ближе,
Улетают птицы в дальние страны.
В парке бредит листопад рыжий,
Где слышно дворника брани.

Наряд деревьев под ноги брошен,
Поле, укрывшись туманами спит.
От нас безоглядно уходит осень,
Сквозь метель улетающих птиц.

----------------------------
19/10/2019. Канада.




---------------------
Золотые заплатки
----------------------


Запуталась, как в путанице луна,
В паутине собственных лучей.
В глаза окон заглядывает она,
Как чародейка стеклянных очей.

Храпят сверчками просторы полей,
Собака устало тявкает за рекой.
Лягушки хором тараторят вдали,
Луна на дорогу стелила покой.

Сверчок во мгле голос свой точит,
Никто не умеет петь песни, как он.
На черном и длинном платье ночи,
Заплатки светящихся окон.

----------------------------
10/12/2020. Канада.




----------------------------
Плавятся поля в июльском мареве
-------------------------


Над цветущим лугом бабочки, шаля,
Летят роем то направо, то налево.
Вдалеке знойные хлопковые поля,
Плавятся в июльском мареве.

Замирает от дикого восторга июнь,
Где тишины задумчивая немота.
Вихрь одиноко на песчаном дюне,
Исполняет танец живота.

------------------------------
12/06/2018. Канада.




-----------------------
В глазах осени томительная тоска
----------------------


Лунный вечер, не жужжат комары,
В глазах осени томительная тоска.
Как люди на свои отражения фонари,
Смотрят с высокого моста.

----------------------------
08/03/2018. Канада.




---------------------------
Валит снег в ночной тишине
---------------------


Снег крупными хлопьями валит,
Заметает дворы и дороги зима.
Уставились сонно в заснеженную даль,
Светящимися окнами дома.

Поземка беспечно свищет и рыщет,
Бродя по узким коридорам улиц.
А снег падает все тише и тише,
Чтобы люди не проснулись.

--------------------------
22/11/2014. Канада.



-----------------
Аккордеон музыкой дышит
----------------


Звезды Богом зажженные свечи,
Даже на ветру не угасают они.
В зеркальном пруду, теряя дар речи,
Колеблется отражение луны.

Где - то сверчок поет неугомонно,
Как будто невесту он себе ищет.
Хлопая жабрами в сумраке лунном,
Аккордеон музыкой дышит.

-------------------------
16/02/2019. Канада.

Hayriddin Sulton

People's Writer of  Uzbekistan

What a sweet, bitter life you are!

(The story)

(Translated into English by Holder Volсano)

The great commander of the russian occupation Kurban Jan Datha was such a brave woman that when she came to the gallows, where Kaufman's executioners publicly executed her son, she said loudly: - Goodbye, son! Your ancestors, too, just like you, fought for the freedom of their people and became martyrs. To die for the motherland, for the freedom of the people - this is our pride! - With these words, she turned her horse around and proudly left. From 1865 to 1880, in the mountains of Pomer, she gathered people around her and, with a sword in her hands, fought heroically against the imperial-minded Russian invaders to the last.

Gafur Gulyam.

* * * *

1876, February 26. Margelan.
The day was coming to an end, in fact, no different from the usual days of that harsh and gloomy winter. The city, as usual, woke up to the voices of the muezzins, who read the azan from the minarets in the pre-dawn silence for the morning prayer "Bamdad". Having heard the azan, the Muslims who had performed a small ablution - takharat, hurried to the mosque, walking on the plaintively creaking ice. Today, too, as on other days, thin and fluffy smoke rose from chimneys, similar to cotton wool and hung over the high and low roofs of houses. The weak sun of winter shone dimly with its barely warming light, like an old silver coin, and disappeared into the gray fluffy clouds, like a cold man wrapped in a warm blanket. Noticeably, people tired of the cares and troubles of everyday life began to revive the deserted streets of the city.
In the silence of a harsh and tedious winter day, when the ancient city was immersed, as if in the atmosphere of a bygone era, a fuss suddenly arose and a crowd of people quickly began to overflow the square, which began to flock from different parts of the city.
The city square has not seen such a crowd of people since its formation. The cracking frost penetrated people to the bones, icicles hung like crystal carrots on the edges of the roofs of houses. In the square, the crowd was seething like a group of alarmed ants on an anthill. Local merchants and artisans hastily closed their shops, frightened by the mustachioed Cossacks' bloodshot, owl-like eyes. The people who were forcibly driven by the soldiers were standing around, not knowing what to do. Women looked with wild fright at the gallows, through the slit of their burqas and whispered like a mantra, repeating the prayer "La havla vala kuvvata illa billahi aliul azim...". Old people and snotty children shivering from the cold watched... Everyone had only one thing on their lips: -Kamchibek is being hanged!.. The town square was cordoned off by the russian cossacks... The so-called Governor-General of the Turkestan Region fon Kaufman rose to the podium. After him, the general-Maer Trotsky, the adjutant-wing, the mild-mannered Prince Boyarsky, the short, pot-bellied and temple Colonel Lusarov, the traitors of the people, officials of the military governorate of Fergana, Abdurakhman oftobachi in a fox fur cuff and local rich people took their seats, hunched over, either from the cold, or from fear.
By this time, the cold wind began to intensify. Then two companies of infantry soldiers came up to the square and they stopped at the order of one officer, halting and becoming as still as a statue.
Officer Lyakhov began to report to Kaufman, saluting:
- Everything is ready, Your Majesty!
Kaufman looked at his pocket watch and said,
- Just a minute, Maer. My wife must come... Ah, here she comes, I think.
Just then a green carriage pulled by a pair of horses pulled up to the square. The adjutant hurriedly approached the carriage, carefully opened the door and the two women, carefully lifting the long hem of their blue dresses from under their coats with fur collars, got off the carriage. One of them, a rather elderly woman with a slender figure, mincing small steps and simultaneously chatting about something with her companion, began to climb the steps to the podium. Kaufman himself approached the women and helped them up.
He was followed by other officials with a smile on their lips.
- Oh, I'm sorry, dear, that we were late. Don't get upset, please. You know us women well. There exists such a thing as a mirror in this world which will not let us leave so fast. With these words, the woman who was in the front smiled at the officers, greeting them.
- Hello, gentlemen!
Trotsky, Lusarov, Lyakhov and adjutant Boyarsky approached the women, gently and alternately kissed their hands.
— Oh, Prince, Prince! Kaufman's wife said, looking at Boyarsky, pouting like a child and rolling her eyes with a sense of resentment.
— Lately you have completely forgotten about us, It's not good, gentlemen, oh, it's not good. After all, the time of our earthly existence, we can say, is running out. Meet this woman, the wife of Colonel Countess Shcherbakova Anna Ippolitovna... Oh, do you know each other? Oh, Prince, Prince!
The aide-de-camp stood there, smiling shyly.
— I am not a fan of such terrible performances - the wife of the governor General said, referring to Lusarov. Then she added: - I asked my husband yesterday about what kind of people rebels these are? He said that I will come to the square tomorrow and see everything with my own eyes. Tell me, are they really that scary?
Lusarov was laughing with his mouth closed. Then, closing his eyes, he began to talk about something. The governor's wife pretended to listen to Lusarov's words, but her carelessness shone through her façade.
— Let us commence! Kaufman said, looking at Lyakhov. - Bring him here!
An old, bearded soldier in red boots walked up to the middle of the square, took off his overcoat and inspected the stool that stood under the gallows, and touched the noose, as if checking its stability. After that, shaking the snow off his boots, he headed to the other side of the square.
Here the crowd began to fuss, seeing the soldiers leading a guy in a torn overcoat with numerous abrasions on his face, whose hands were in shackles.
- Is that him? - The countess Shcherbakova asked, opening her beautiful blue eyes wide.
—Yes, Countess,- Boyarsky replied.
- Poor man!
— Oh, monsieur, it seems that I will not be able to stomach watching the execution and the cold is also getting worse — the governor's wife complained.
- My dear, you'd better go home,- Kaufman said. — Look how cold the weather is. I'm afraid you'll catch a cold. Yesterday you complained of a headache. This isn't St. Petersburg for you.
— Okay, it's nothing. I'll stand still for a while,- the governor's wife whispered.
Colonel Lusarov handed the paper to Lyakhov. The major walked forward, unfolded the paper and began to read the verdict in a loud, clear voice.
—... The Field Court of the Fergana Governorate considered the criminal activities of the accused - of Sartian origin from the dynasty of Alai beks Kamchibek Alymbek oglu against the authorities and his Excellency the Emperor! The court handed down the verdict, based on the totality of evidence, taking into account the testimony of witnesses headed by local rich traitor Abdurakhman Oftobachi! Thus, it was revealed that Kamchibek Alymbek oglu was really engaged in harmful criminal activities against his Majesty the Emperor, violating the established laws by the local governorship!
The brothers of the accused Kamchibek Olimbek oglu Abdullabek, Mamudbek and Hasanbek are the leaders of an armed criminal gang! These bandits have committed a number of serious crimes in the Alai region! In the last three years, these thugs have become especially active, bringing noticeable damage to the manpower of our army and its food supply! In addition, they conducted active advocacy of revolution, calling on the people to revolt, openly agitating people against the established order! As a result of the reckless activity of this bloodthirsty gang of robbers-
Here an officer of no great stature came up to the gallows and whispered something in Colonel Lusarov's ear.
Colonel Lusarov turned pale sharply and, turning to Kaufman, said:
- Your Majesty, I have been informed that Kurban-Jan-Datha is coming here!
- How?! Are the guards even doing their job?! Where are the warriors who are supposed to guard all the roads?! - Kaufman said, turning around sharply.
- The guards are posted, Your Majesty. Prince Boyarsky's Rifle Division and the third Dragoon regiment are vigilantly guarding all gates and main roads... Only, here... Kurban Jan Datha is coming here alone!

— Yes, Your Majesty.
Hearing this, Kaufman's lips curled with anger.
- So she's in town?! I don't understand. I think she's gone crazy?! Does she really not know that a bounty of 15 thousand soum has been placed on her head? Well, go on, then, Colonel, let's see how it all ends,- Kaufman said, barely pulling himself together.
- Do you give us the order to apprehend her?
- Why? An unarmed woman in broad daylight, in the city square, in front of a crowd?.. No, Colonel, just give the order to keep an eye on her. Maybe she wants to say goodbye to her son. Why should we deprive her of the pleasure of it? Be humane, Colonel!
— Yes, Your Majesty!
After that , Major Lyakhov continued to read the verdict of the military field court:
— "...Of Sartian origin, from the dynasty of the Alai Beks, Kamchibek Alymbek oglu was found guilty of committing a number of serious crimes against his Majesty the emperor and he was sentenced by a military field court to execution by hanging! The verdict is final and cannot be appealed!
Chairman of the military Field Court, Governor General fon Kaufmann. New Margelan. 1876, February 26.
After reading out the verdict of the military court, Major Lyakhov turned to Kaufman and nodded his head.
The soldiers led Kamchibek to the gallows. Kaufman, having called Sibgatullin, an interpreter of Tatar origin, who was dressed in a lieutenant's uniform, said.
- Ask the condemned man if he wants to say his last words?
- The translator Sibgatullin did not have time to ask. The crowd then roared in chorus, seeing Kurban Jan Datha, who was riding a horse, wearing a green beshmet and a white scarf.
The distance was about thirty meters. The crowd froze in surprise and fright.
- Colonel! - Kaufman waved his glove and turned to Lusarov:
- Look, Datha is coming straight to us, not afraid of anyone! It would be nice if your officers learned from her! After all, a stray bullet can kill her, can't it?!
— I understand, Your Majesty - Lusarov whispered — There is a sharpshooter in my regiment, Sergeant Epifanov.
- Very well, Colonel. Only Datha should come out of the square alive! A stray bullet will catch her in any corner, understand?
- That's right, Your Majesty.
The translator Sibgatullin repeated his question three times, but Kamchibek did not answer. He looked at his mother and said:
- Mom! Dear!
The crowd buzzed again.
And Kurban-Jan-Datha was still riding on a horse and her thoroughbred horse, throwing up his head, snorting and clacking his hooves, rapidly continued to approach the square. On the tightly closed lips and on the face of Datha, a quiet self-confidence and spiritual proud calmness was reflected. The commander rode with her head held high and the cold wind fluttered her clothes and hair like the flag of the free state. As if she didn't notice her son, who was standing in the claws of imminent death.
The people made noise like a stormy sea. The soldiers and officers froze in anticipation. People didn't know what to do. Even Kaufman himself stood like a statue of a man with a frowning face.
And Kurban-Jan-Datha, sharply pulling the bridle to herself, stopped her horse at a distance of five meters from the place where the soldiers of the occupying army stood like a wall. The surrounding area was plunged into a heavy Arctic silence.
— Son! Kurban-Jan-Datha said and her voice trembled. But, she pulled herself together, continued in a calm voice: — Son! To become martyrs, to die for the Motherland, fighting for the freedom of your people, is a legacy for you and me! Your ancestors also died on bloody gallows, in the hands of the vile executioners of the enemy! Goodbye, son! You have become worthy of my nursing of you!
- Mom, be satisfied with me, be satisfied! - Kamchibek said, wheezing with bitterness, looking after his mother with tears in his eyes.
— I'm a thousand times happy nursing you with my mother's milk and raising you! See you in paradise! With these words, Datha opened the palms of her hands to say a prayer. Then, having blessed her brave and worthy son, she leaned on the stirrup and whipped the horse with a whip. The horse, rearing up, rushed forward in the direction from where the sun rises. It was as if the burning tears that dripped from the eyes of Kurban Jan Dath burned the horse's neck.
The crowd was still buzzing, boiling, like the sea before a thunderstorm.
— Huh... Strange..., — Kaufman thought.
— Is this the "Alai Princess"? - his wife asked.
— After all, they said that she was elderly, and she, like an 18-year-old girl, freely rides a horse. Please tell me, dear, why didn't your soldiers arrest her?
-It's not worth it, my love,- Kaufman said, with a thoughtful smile on his lips. - She herself will soon crawl to me on all fours, begging for mercy! You'll see, I'll just make her give up! - he promised.
— Darling, I know that you don't like it when I interfere in your affairs. But, really, can't you let him go? Kaufman's wife said, adjusting the collar of his coat.
— He is still very young, I feel sorry for him. Of course, I'm not insisting on leaving him unpunished. There are other ways, for example, to banish him to Siberia or sentence him to hard labor.
-No! Kaufman replied sternly. - No! You yourself heard the verdict of the field court. There is no mercy for the enemies!.. Lusarov!
— Yes, Your Majesty!
— Don't be afraid of what you're doing!
— Good!
— So, the name of the sergeant is Epifanov?!
— That's right, Your Majesty, Epifanov!
— good.
Lusarov nodded his head approvingly to Lusarov. Lyakhov waved his handkerchief and jumped back.
Drums thundered. Two soldiers put a noose around Kamchibek's neck. An old soldier with a bag on his head sat down on his knees hastily and widely crossed himself. Then he stretched out his hands to the rope of the gallows to carry out the sentence.
— Oh, my God! Countess Shcherbakova whispered, turning sharply pale and convulsively clutching Prince Boyarsky's hands. — Jesus Christ, what a horror! she kept whispering.
- Don't be afraid, Countess, don't be afraid. It's momentary,- said Prince Boyarsky, holding her elbow.
— Ach, mein Gott, das is sch! Ah, mein Gott! - The governor's wife whispered, turning pale and closing her eyes tightly.
Kamchibek's legs came off the stool and he uttered his last words:
- Have mercy on your servant, O Allah!
From these words, the crowd began to fuss in chorus and someone bitterly and loudly sobbed.
The executioner's assistant wearing an executioner's hood, sharply kicked the stool...
Kamchibek's body swayed then fell to the ground with a crash.
Lyakhov was silent for a moment from surprise and ran to the scaffold with a bare sword in his hand, and froze like a statue over the body of Kamchibek.
An enraged Kaufman turned sharply to Lyakhov. The crowd again shouted in chorus:
Oh, almighty Allah!
— What's wrong with him?! Matkarim, what's wrong with him?!
— Allah probably did not want to…
— What are you looking at, muslims?
- Hey, move your head, you're in the way!
— Move to the side yourself, you fool!
Trotsky 's thunderous voice sounded above the noise of the crowd:
- Quiet! Calm down, I say! The ATO will send you all to hell with cannon shots! - he threatened.
Hearing this, the artisans directed the barrels of the guns towards the crowd.
Then someone's shrill voice sounded above the crowd:
- Hey, is there at least one man here?!
Kaufman stared at Lusarov with an angry look.
— What is this, Lusarov?!
— Your Majesty...
— What is this?! I ask!
— Oh, please, Your Majesty…
— That's enough! What a shame! This is a betrayal!
— Your Excellency, I'm sorry, for God's sake. It's an accident...
— An accident?! You say this is an accident! An accident will not happen only when you find yourself on these gallows! Oh, how embarrassing! The bastards! Get out of here!
— Oh, what happened? Tell me, Prince, what's going on here?! The countess Shcherbakova Anna Ippolitovna asked, hurriedly opening her eyes, which she had closed with fear.
- Yes, the rope broke, - Boyarsky answered, with bewilderment.
— Oh, I said, my God! You see, even God didn't like his death! - said the governor's wife.
— You must be tired, dear. You'd better come home... Prince, please accompany them!
— No, no, we want to see to the end, right, Anna Ippolitovna?
The Countess, pale, wiped her face with a handkerchief. Then she wiped her forehead.
Kamchibek was still lying unconscious under the gallows.
The soldiers, in order to bring Kamchibek to his senses, began to rub his face with snow. Finally he opened his eyes. Then, trying to get up, he looked around, wiping the blood from his swollen lips with his palm.
- The rope turned out to be rotten,— he whispered. Then, standing up and rising to his full height, he shouted loudly, with pride: - The rope turned out to be rotten after all!
The old soldier, greatly frightened, took a new noose and with trembling hands pulled it back on Kamchibek's neck...
the earth trembled from the roar of the drums.
Kamchibek took a deep breath of the last breaths of air, like a diver who is going to dive into the sea. Last breath! The last seconds of life and the last torment!
What a sweet, bitter life you are!
White clouds were boiling in the sky and the cool wind of the Aravan Mountains brought the last smells of meadows and fields, the smell of the Motherland.
Then everything disappeared. Sky, clouds, wind.
Kaufman went downstairs to see the women off and stopped for a moment. Boronessa, putting on her mittens, kept saying: - Oh, how pathetic, how pathetic! After all, a man after all, a man, Lord... Then, turning to Boyarsky, she continued:
- Okay, bye, sir. Tell me, will you come to us tonight to play preference? Definitely come, you look sharp. Don't judge us, but this is our only hobby, our only entertainment.
- Living in this wild country, we, too, will probably soon become savages. There is no music, no theater! I would rather return to Tashkent,- Boyarsky said.
- Yes, Prince, you are right! Okay then, come definitely, we will be waiting for you. Get to know Countess Shcherbakova better. Oh, you are very clever! Okay, bye! See you later, monsieur!
The carriage left. Kaufman, surrounded by officers, walked towards the market gate. The young adjutant offered him a Turkmen horse, but he refused. Then he turned towards the alley.
Everyone walked in silence, without saying a word. Lusarov was also walking, looking at the ground.
After walking 30 steps, Kaufman turned to Colonel Lusarov:
- Colonel Lusarov!
- I'm listening, Your Majesty?
- Where is the constable?
Now, Your Majesty, after this turn, now...
here they saw the tall sergeant Epifanov, of a thin build, who was walking, barely dragging his feet. But when he saw his superiors, he immediately came to attention.
— Well, Sergeant Epifanov, have you completed the task?!
- Epifanov's bearded jaw trembled. He was silent.
— Well, why are you silent? Speak up,- Kaufman said, politely putting his hand on Epifanov's shoulders.
— Your Majesty... — Epifanov found it difficult to speak. It was as if his tongue had swollen to an incredible size.
— Your Majesty...
— Whats the matter? Couldn't pull the trigger or what?! And they call you a good marksman! - Lusarov's eyes were bloodshot with anger.
Epifanov gripped the butt of his gun so hard, the fingers of his hands were already red with pain.
- I couldn't shoot her, Your Majesty, I couldn't.. - Epifanov said, barely moving his fleshy lips.
— Why couldn't you, Epifanov? - Kaufman's asked in a polite voice.
- Your Majesty... Forgive me, for God's sake, I'm sorry... - Epifanov said, and, widening his eyes, looked at Kaufman with frightened, pleading eyes. - Your Majesty… I'm sorry, for God's sake, Your Majesty... I watched her as I lay on the flat roof of the clay house. I wanted to, but I couldn't shoot her, you know?.. Looking at her, I suddenly started to remember my mom and...
They were silent for a moment. Then Lusarov 's furious cry rang out: - Your mother!.. .- The colonel, overcome with rage, wanted to attack Epifanov, but Kaufman stopped him. Then, going up to Epifanov and looking him up and down, he said in a loud voice:
— Epifanov, well done! You acted like a real soldier, well done! With these words, Kaufman patted the shoulder of sergeant Epifanov, and hopped onto his horse, which was held by the bridle by a young adjutant and began to leave. Colonel Lusarov also mounted his horse and followed behind Kaufman.
— Lusarov! Kaufman said, dismounting from his horse at the garrison barracks. - We need to reward Epifanov for his service, do you understand? We must definitely reward him!
— Understood, Your Majesty! - Lusarov said, nodding his head obediently.
Two months later, a drunken driver, who was sitting over an old mail coach, knocked on the door of a hut located in the village of Gribovo, Orlovka province. The driver handed a piece of paper to an old woman in a black handkerchief, who took the paper, unfolded it and read the contents. When she read it her legs went limp, as if made of cotton wool. Then she fell face down on the ground, losing consciousness.
On the threshold of the hut, a cold wind ruffled the paper, which fell to the ground like the last leaf of an autumn maple, where the following words were written:
"... With deep sorrow we inform you that your son, sergeant Epifanov, died heroically, honestly and faithfully serving the russian emperor and the Fatherland.
The commander of the regiment is Colonel Lusarov."
Then the wind howled long.

1979. Tashkent.

Хайриддин Султон

Народный писатель Узбекистана

До чего ты сладкая, о горькая жизнь!

(Рассказ)

(Перевел с узбекского на русский язык Холдор Вулкан. 22/09/2022.)

Великая полководица Курбан-Джан-Датха была такой храброй женщиной, что подойдя к эшафоту, где палачи Кауфмана публично казнили ее сына, громко сказала: -Прощай, сынок! Твои предки тоже точно также как ты, боролись за свободу своего народа и стали шахидами. Умереть за родину, за свободу народа -эта наша гордость! Такими словами она повернула своего коня и гордо ушла.  С 1865 до 1880 годов в горах Помира она собрала вокруг себя народ и, с мечом в руках до последнего героически сражалась против имперски настроенных российских захватчиков.

Гафур Гулям.

* * * *

1876 год, 26 февраль. Маргелан.
Завершался день, по сути ничем не отличающийся от обычных дней той суровой и мрачной зимы. Город, как обычно проснулся от голосов муэдзинов, кои оглашали азан с минаретов в предрассветной тишине для утренной молитвы "Бамдад". Услышав азан, мусулмане  совершившие малое омовение -тахарат, спешили в мечеть, шагая по жалобно скрипящему льду. Сегодня тоже как в другие дни из дымоходов поднимался тонкий и пушистый дым, похожий на вату и повис над высокими и низкими крышами домов. Слабое солнце зимы тускло светило уж своим не греющим светом , как старинная серебряная монета и скрылось в серые пушистые облака, словно озябший человек, кой укутывается в теплое одеяло. Заметно начали оживить безлюдных улиц города люди,  утомлённые заботами и хлопотами повседневной жизни.
В тишине сурового и нудного дня зимы, когда старинный город погрузился, словно в атмосферу давно ушедшей эпохи, неожиданно поднялась суета и быстро начала переполнять площадь толпа людей, которая начала стекаться с разных уголков города.
Такого скопления народа городская плошадь не видела со времен своего образования. Трескучий мороз пронизывал до костей, висели сосульки, похожие на хрустальные морковки на краю крыши домов. На площади толпа кипела, как встревоженные муравьи на муравейнике. Местные купцы и ремесленники спешно закрыли свои торговые лавки, испугавшись от округленных как у совы глаз, налитые кровью разгневанных, усатых  казакорусов. Люди , кои насильно пригнали солдаты, стояли, не зная что делать. Женщины с диким испугом  смотрели на эшафот, сквозь прорезь паранджи и шептали, как мантру, повторяя молитву  "Ла хавла вала куввата илла биллахи алиюл азим ...". Смотрели старики и дрожащие от холода сопливые дети... У всех на устах было одно: -Камчибека вешают!.. Плошадь была отцеплена казакорусами.... На трибуну поднялся так называемый генерал-губернатор Туркестанского края фон Кауфман.За ним поднявшись занимали свои места из президиума генерал -маёр Тротский, флигель -адьютант, с мягким характером князь Боярский, низкорослый, пузатый  и храмой полковник Лусаров, народные предатели и коллаборанты, чиновники военного губернаторства Ферганы, Абдурахман офтобачи в тумаке из лисиного меха и местные богачи,  сидели, ссутулившись то ли от холода, то ли от страха.
К этому времени холодный ветер начал усиливаться. Потом к площади подошли две роты солдат -пехотинцев и они остановились по приказу одного офицера, образуя живой квадрат.
Офицер Ляхов начал доложить Кауфману, отдавая честь:
-Всё готово, ваше величество! Разрешите начать!
Кауфман посмотрев на свои карманные часы, сказал:
-Одну минуту, маёр.Жена моя должна приидти... Ах, вот она, кажется идет.
Тут к площади как раз подъехала зеленая карета, запряжённая парой лошадей. Адьютант спешно подойдя к карете, осторожно открыл дверь и двое женщин, осторожно приподняв длинный подол своих голубых платьев из - под пальто с меховыми воротниками сошли с кареты. Одна из них довольно пожилая женщина со стройной фигурой, семеня маленькими шажками и попутно о чем -то болтая со своей спутницей, начала подняться по ступенькам на трибуну. Сам Кауфман подошел к женщинам и, помог им подняться.
За ним шли другие чиновники довольно, с улыбкой на устах.
-Ах, прости дорогой, что задержались. Не расстраевайся, пожалуйста.Ты же хорошо знаешь нас женщин. Есть на свете такая штука, как зеркало, которое нас быстро не отпустит.Такими словами женщина, которая шла впереди, улыбнулась офицерам, приветствуя их.
-Здравствуйте, господа!
Тротский, Лусаров, Ляхов и флигел-адъютант Боярский подойдя к женщинам, нежно и поочерёдно поцеловали им руки.
—Оҳ, княз, княз! — сказала жена Кауфмана, глядя на Боярского, по детски надув губы и закатив глаза с чувством обиды.
— В последнее время вы совсем забыли про нас,Не хорошо, господа, ой не хорошо. Ведь  время нашего земного существования, можно сказать уж на исходе. Познакомьтесь, эта женщина супруга полковника графиня Шчербакова Анна Ипполитовна... О вы знакомы? Ох, князь, князь!
Флигел-адъютант стоял, смущённо улыбаясь.
—Я не любительница таких страшных представлений -призналась жена генерала губернатора, обращаясь к Лусарову. Потом добавила: -Я спросила вчера у мужа о том, что какие эти мятежники? Он сказал мол, придешь завтра на площадь и увидешь все своими собственными глазами. Скажите, и вправду они так страшны?  
Лусаров смеялся с закрытым ртом. Потом, зажмурившись, о чем - то начал рассказывать.  Хотя, жена губернатора делала вид, что слушает слова Лусарова, но чувствовалось ее беспечность.
—Начинайте! — сказал Кауфман, глядя на Ляхова. -Ведите его сюда!  
Старый, бородатый солдат в красных сапогах, подошел к середину площади, снял свой шинель и проверил табуретку, которая стояло под виселицей, потрогал петлю, как бы проверяя ее прочность. После этого он, стряхивая снег с сапог, направился на другую сторону площади.
Тут толпа засуетилась, увидев солдат, которые шли ведя парня в порванном чапане с многочисленными ссадинами на лице, у которого руки были в кандалах.
-Это что ли? -спросила графиня Шчербакова, широко расрыв свои красивые голубые глаза.
— Да, графиня, — ответил Боярский.
— Бедный!
— Ох, монсеньёр, кажется, я не смогу смотреть на казнь и холод тоже усиливается — жаловалась супруга губернатора.
— Дорогая моя, ты лучше возвращайся домой — сказал Кауфман. — Глянь, какая холодная погода. Я боюсь, что ты простудишься. Вчера жаловалась на головную боль. Здесь тебе не Санкт-Петербург.
—  Ладно, ничего. Нимножко постою - зашептала жена губернатора.  
Полковник Лусаров передал бумагу Ляхову. Майор пройдя вперед развернул бумагу и громким, ясным голосом начал читать приговор.
—«…Полевой суд Ферганского губернаторства рассмотрел преступной деятельности обвиняемого - сартийского происхождения из династии Алайских беков Камчибека Алымбек оглы против власти и его сиятельство Императора! Суд вынес приговор,  на основе всей совокупности доказательств, учитывая показания свидетелей во главе местного бая Абдурахмана Офтобачи! Таким образом выявили, что Камчибек Алымбек оглы, действительно занимался вредительской деятельностью против его величество Императора, нарушая  установленные порядки местным губернаторством!
Братья обвиняемого Қамчибека Олимбек оглы  Абдуллабек, Маҳмудбек и Ҳасанбек являются главарями вооруженной преступной шайки! Эти бандиты совершили ряд тяжких преступлений в Алайском регионе! В последние три года эти головорезы  особенно активизировались, принося заметный ушерб живую силу нашей армии и ее продовольственному запасу!  Кроме этого они вели активную пропоганду среди насиления, призывая народ к восстанию, открыто агитировав людей против  установленным порядкам! В результате восмилетной деятельности этой кровожадной шайки грабителей...
Тут один офицер не высокого роста подошел к эшафоту и шепнул о чем -то на ухо полковника Лусарова.
Полковник Лусаров резко побледнел и, повернувшись к Кауфману и сказал:
- Ваше величество, мне доложили о том, что сюда идет Курбан-Джан-Датха!
-То есть, как?! Куда смотрит охрана?! Где воины, которые объязаны охранять все дороги?! -сказал Кауфман, резко обернувшись.
—Охрана поставлена, ваше величество. Стрелковая дивизия князя Боярского и третья полк драгун зорко охраняют все вороты и основные дороги... Только, вот...  Курбан-Джан-Датха идет сюда одна!
— Что?!
— Да, ваше величество.
Услышав такое, у Кауфмана искривились губы от гнева.
-Значить она в городе?!Не понимаю. Мне кажется, она сошла с ума?! Неужели она не знает о том, что на ее голову обещено вознаграждения в размере 15 тысячи сумов? Что же, продолжайте, полковник, посмотрим, чем это всё закончится -сказал Кауфман, еле взяв себе в руки.
- Отдать приказ поймать ее?
-Зачем? Безоружную женщину среди бело дня, на площаде, перед толпой?.. Нет, полковник, отдайте приказ только, чтобы следили за ней.Может она хочет попрощаться со своим сыном. Почему мы должны лишить её от этого удовольствие? Будьте гуманным, полковник!
— Слушаюсь, ваше величество!
После этого майор Ляхов продолжал читать приговор военно - полевого суда:
— «…Сартийского происхождения, из династии Алайских беков Камчибек Алымбек оглы признан виновным в совершении ряда тяжких преступлений против его величество императора и он приговорён военно - полевым судом к смертной казни, через повешение! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
Председатель военно -полевого суда генерал губернатор фон Кауфман. Новый Маргелан. 1876 год, 26 февраль».
Зачитав приговор военно -полевого суда, майор Ляхов обернулся к Кауфману и кивнул головой.
Солдаты привели Камчибека к эшафоту. Кауфман, позвав к себе переводчика Сибгатуллина, татарского происхождения, который был одет в форму поручика, сказал.
-Спросите у приговоренного, не хочет ли он произнести свои последние слова?
-Переводчик Сибгатуллин не успел спросить.Тут толпа хором загудела, увидев Курбан-Джан-Датха, которая скакала на коне, в зеленом бешмете и в белом платке.
Расстояние было около тридцати метров. Толпа застыла от удивления и испуга.
-Полковник! -Кауфман, махнув перчаткой обратился к Лусарову:
-Смотрите, Датха идет прямо к нам, никого не боясь! Было бы неплохо, если ваши офицеры учились у нее! Ведь шальная пуля может ее грохнуть, не так ли?!
— Я понял, ваше величество - шепнул Лусаров — В моем полку есть меткий стрелок, Урядник Епифанов.
— Хорошо, полковник. Только Датха должна выйти из площади живой! Шальная пуля настигнет ее в любом уголке, поняли?
— Так точно, ваше величество.
Переводчик Сибгатуллин три раза повторил свой вопрос, но Камчибек не ответил. Он смотрел на свою маму и произнес:
-Мама! Дорогая!
Толпа снова загудела.
А Курбан-Джан-Датха все скакала на коне и ее породистый конь вскинув голову, фыркая и цокая копытами стремительно продолжал приближаться к площади. На крепко сомкнутых губах и на лице Датха отражалась тихая самауверенность и душевное гордое спокойствие.Полководица скакала с поднятой головой и холодный ветер развевал ей одежды и волосы, словно флаг свободного государства. Как будто она не замечала свего сына, который стоял в когтях неминуемой гибели.
Народ зашумел, словно штормовое море. Солдаты и офицеры  замерли в ожидании. Люди не знали что делать. Даже сам Кауфман стоял, как статуя человека с хмурым лицом.
А Курбан-Джан-Датха, резко натенув к себе узду, остановила свой конь в расстоянии пяти метров от место, где стеной стояли солдаты оккупационной армии.Окрестность погрузилась в тяжелую арктическую тишину.
—Сынок! - сказала Курбан-Джан-Датха и задрожала ее голос. Но, она тутже взяв себе в руки, спокойным голосом продолжала:  — Сынок! Стать шахидами, умереть за Родину, борясь за свободу своего народа, это наследие для нас с тобой! Твои предки тоже погибли на кровавых эшафотах, в руках мерзких палачей противника! Прощай, сынок! Ты оправдал материнское молоко!
-Мама, будь доволна мною, будь довольна! - сказал Камчибек хрипя от горечи, гляд со слезами на глазах вслед за матерью.
—В тысячи раз я довольна, сынок за свое материнское молоко, которым я тебя вскормила! До встречи в раю! Такими словами Дадха открыла ладони своих рук на дуа. Потом, благославив своего храброго и достойного сына  она опиралась на стремя и  стегала кнутом коня. Конь, поднимаясь на дыбы помчался вперед в сторону, откуда восходит солнце.Будто жгучие слезы, кои капали с глаз Курбан-Джан-Датха прожигали шею коня.  
Толпа все гудела, кипела, как море перед грозой.
— Ндааа... Странно..., — Кауфман задумался.
— Это та самая «Алайская царевна»? — спросила его жена.
— Ведь говорили, что она пожилая, а она, подобно 18 летней девушке, свободно скачет на коне. Скажи пожалуйста, дорогой, почему не поймали ее твои солдаты?
— Не стоит, любимая -сказал Кауфман, с задумчивой улыбкой на устах. -Она сама скоро на четвереньках приползет ко мне, пося пощады! Вот увидишь, я просто заставлю ее сдаться! -пообещал он.
— Дорогой, знаю, что ты не любишь, когда я вмешаюсь в твои дела. Но, неужели нельзя, отпустит его? -сказала жена Кауфмана, поправляя воротник его пальто.
— Он еще очень молод, жалко его.Конечно, я не настаиваю о том ,чтобы оставить его безнаказенным. Есть же другие способы, скажем, сослать его в сибир или отправить на каторгу.
-Нет! -ответил Кауфман строго. - Нет! Ты же сама услышала приговор полевого суда. Врагам нет пощади!.. Лусаров!
— Слушаюсь, ваше величество!
— Не тените, чего вы елозите!
— Хорошо!
— Так, фамилия урядника Епифанов?!
— Так точно, ваше величество, Епифанов!
— Хорошо.
Лусаров одобрительно кивнул головой Лусарову. Ляхов махнув своим носовым платком отскочил назад.
Загремели барабаны. Двое солдат надели петлю на шею Камчибека. Старый солдат с мешком на голове  сев на колени спешно и широко перерестился. Потом протянул свои руки к аркану виселицы, чтобы привести приговор в исполнение.
—О, Господи! —шепнула Графиня Шчербакова, резко побледнев и судорожно схватившись за руки князя Боярского. — Господи Иисуси, какой ужас! -все шептала она.
—Не бойтесь, графиня, не бойтесь. Это сюминутно -сказал князь Боярский, держа ее за локоть.
—Ач, меин Готт, дас ис счлеҳт! Ач, меин Готт! — зашептала жена губернатора, бледнея и крепко сомкнув свои глаза.
Ноги Камчибека начали отрыватся от табуретки и он произнес свои последние слова:
-Раба своего помилуй, о май Аллах!
От этих слов толпа хором засуетился и кто -то горько и громко зарыдал.
Помощник палача с мешком на голове резко ударил ногой по табуретке...
Тело Камчибека покачнуло потом с грохотом упал на землю.
Ляхов умолк на миг от удивления и прибежав к эшафоту с огаленным мечом в руке, замер, словно статуя над телом Камчибека.
Разгневанный Кауфман резко обернулся к Ляхову. Толпа снова хором зашумела:
О, всемогущий Аллах!
—Что с ним?! Маткарим, что с ним?!
—Наверное, Аллах не захотел…
—Чего смотрите, мусулмане?
—Эй, убери голову свою, мешаешь!
—Сам пододвинься в сторону, дурак!
Сквозь шума толпы прозвучал громовой голос Троцкого:
- Тихо! Успокойтесь, говорю! Ато всех вас отправлю в ад пушечными выстрелами! - пригрозил он.
Услышав это, артилеристы направили стволов пушек в сторону толпы.
Тут прозвучал над толпой чей -то пронзительный голос:
-Эй, есть ли тут хоть одного мужика?!
Кауфман уставился на Лусарова рассерженным взглядом.
—Что это такое, Лусаров?!
—Ваше величество…
—Что это такое?! Спрашываю!
—О, извольте ваше величество…
—Достаточно! Какой пазор! Это предательство!
—Ваше сиятельство, простите, ради Бога. Это случайность...
— Случайность?! Случайность говорит! Случайность не произайдет только в том случае, когда вы сами окажитесь на этой виселице! Ой, как стыдно! Мерзавцы! Идите отсюда!
—Ой, что случилось? Скажите, князь, что тут происходит?!- спосила графиня Шчербакова Анна Ипполитовна, спешно открыв свои глаза, которые она сомкнула от страха.
-Да вот, веревка оборвалась - ответил Боярский, с недоумением.
—Оҳ, я же сказала, Господи! Вот видите, его смерть даже Богу не понравилась! -сказала жена губернатора.
—Ты устала наверное, дорогая. Лучше вернись домой... Князь, пожалуйста, провожайте их!
— Нет, нет, мы хотим посмотреть до конца, правильно, Анна Ипполитовна?
Побледневшая графиня вытерла платком свое лицо. Потом лоб.
Камчибек все лежал под виселицей без сознания.
Солдаты, чтобы привести Камчибека в чувство, начали тереть его лицо снегом. Наконец он открыл глаза. Потом, стараясь пдниматься, оглядывался вокруг,вытирая ладонью кровь с припухших губ.
— Веревка-то гнилой оказалась, — зашептал он. Потом Поднявшись в полный рост, громко, с гордостью крикнул: - Веревка все же оказалась гнилой!
Сильно испуганный старый солдат, взял новую петлю и дрожащими руками снова натянул ее на шею Камчибека...
От грохота барабанов задрожала земля.
Камчибек вдохнул полной грудью последние проции воздуха, как  ныряльщик, который собирается нырять в море. Последний вздох! Последние секунды жизни и последнее мучение!
До чего ты такая сладкая о, горькая жизнь!
В небесах кипели белые облака и прохладный ветер Араванских гор приносил последние запахи лугов и полей, запах Родины.
Потом все исчезло.Небо, облака, ветер.
Кауфман спустился вниз, чтобы провожать женщин и остановился на миг. Боронесса, надевая свои варежки, беспрестанно говорила: -Ой как жалко, как жалко! Ведь человек как никак, человек, Господи... Потом, обернувшись к Боярскому, продолжала:
-Ладно, пока, князь. Скажите, сегодня вечером придете к нам, чтобы поиграть преферанс? Приходите объязательно, будем жадать. Строго не судите, но это наше единственное хобби, единственное развлечение.
-Живя в этой дикой стране, мы тоже наверное, привратимся скоро в дикари.Тут нет ни музыки, ни театра! Скорее бы возврашаться в Ташкент - сказал Боярский.
-Да, княз, вы правы! Ладно тогда, приходите объязательно, мы вас будем ждать. Ближе познакомитесь с графиней Шчербаковой. О, вы очень ловкий! Ладно, пока! До встречи, монсеньор!
Карета уехала. Кауфман в окружении офицеров пошел в сторону вороты рынка. Молодой адьютант предлогал ему туркменского коня, но он отказал. Потом повернулся в сторону переулка.
Все шли молча, так и не вымолвив ни слова. Лусаров тоже шел, глядя на землю.
Пройдя 30 шагов, Кауфман обратился полковнику Лусарову:
-Полковник Лусаров!
-Слушаю, ваше величество?
-Где урядник?
Сейчас, ваше величество, после этого поворота, сейчас...
Тут они увидели высокорослого урядника Епифанова, худошавого телосложения, который шел, еле волоча ноги. Но он, увидев своих начальников, тут же принял стойку "смирно".
—Ну, урядник Епифанов, ты выполнил задание?!
-У  Епифанова бородатый челюсть задрожала. Он молчал.
— Ну, чего ты молчишь? Говори - сказал Кауфман, вежливо положа руку на плечи Епифанова.
— Ваше величество... — Епифанов затруднился говорить. Как будто язык его припух до неверочятного размера.
— Ваше величество…
— Не смог попасть что ли?! Тоже мне меткий стрелок! — Глаза Лусарова налились кровью от злости.
Епифанов так сильно схватил приклад своего ружья, аж пальци его рук покраснели от боли.
— Я не мог стрелять в нее, ваше величество, не мог.. сказал Епифанов еле шевеля мясистыми губами.
— Почему не мог, Епифанов?— Голос Кауфмана звучал вежливо. .
—Ваше величество ... Простите меня, Ради Бога, виноват... - Епифанов, расширив свои глаза глядел на Кауфмана испуганными, умоляющими глазами. Ваше величество… Простите, Ради бога, ваше величество... Я наблюдал за ней, лежа на плоской крыше глиняного дома. Хотел, но не мог стрелять, понимаете?.. Глядя на нее, я вдруг вспомнил свою маму и...
Они умолкли на миг. Потом раздался бешенный крик Лусарова: -Твою мать!.. . Охваченный яростью полковник хотел было накинутся на Епифанова, тут его остановил Кауфман. Потом, подойдя к Епифанову и оглядывая его с головы до ног, громким голосом сказал:
—Епифанов, молодец! Ты поступил, как настоящий солдат, молодец! Такими словами Кауфман похлопал по плечи урядника Епифанова, потом рывком сев на коня, который держала за узду молодой адьютант и стал уходить.Полковник Лусаров тоже сел на своего коня и последовал за Кауфманом.
— Лусаров! — сказал Кауфман слезая с коня у казармы горнизона. - Нужно наградить Епифанова за службу, поняли да? Объязательно нужно наградить!
— Понял, ваше величество! — сказал Лусаров, покорно кивая головой.
Через месяцев два, пьяный ямщчик, который сидел над старинной почтовой каретой постучал в дверь хижины, располагаюшая в деревне Грибово Орловкой губерни. Ямщчик передал клочка бумаги одной старухе в черном платке, которая брала бумагу, развернула ее и прочитала содержимое. Прочла и ноги ее подкосились, словно сделанные из ваты. Потом ничком упала на землю, потеряв сознания.
На пороге хижины холодный ветер трепал бумагу, которая упала на землю, словно последний лист осеннего клена, где было написано такие слова:
«…С глубокой скорбью сообщаем о том, что ваш сын урядник Епифанов героически погиб, честно и верно служив царю и Отечеству.  
Командир полка полковник Лусаров».

Тут ветер протяжно взвыл.

1979. Ташкент.

О, юртим шамоли, юртим шамоли!

Абдулла Орипов

Шерзод Комил Ҳалил

Москва шаҳрида яшаб, ижод қилувчи истеъдодли ўзбек шоири ва ёзувчиси Шерзод Комил Ҳалилнинг Кения матбуотига адабиётимиз ҳақида берган интервьюси.

-----------------------
"The Mount Kenya Times" газетаси ўзбек адабиёти ҳақида ёзди

Кенияда нашр этиладиган "The Mount Kenya Times" газетасида ёзувчи Шерзод Комил Халилнинг ўзбек адабиёти ва ўз ижоди ҳақидаги икки саҳифали интервьюси эълон қилинди. Унда Ўзбекистон Ёзувчилар уюшмасининг лойиҳалари ҳақида фикрлар айтилди. Шунингдек, Темур Пўлатов, Эркин Аъзам, Неъмат Арслон, Холдор Вулқон, Хайриддин Султон, Назар Эшонқул, Абдулла Шер, Шодиқул Ҳамро ижоди тўғрисида ҳам сўз боради. Интервью газетанинг 21 ва 24-саҳифаларида берилган.

Ўзбекистон Ёзувчилар уюшмаси Ахборот хизмати.

Шерзод Комил Ҳалилнинг Холдор Вулқон билан суҳбати.

Шерзод Комил Ҳалил: - Холдор Вулқон ўзини қандай ижодкор деб ҳисоблайди? Айтмоқчи бўлганим, ижодингизда поэзия ва наср, адабиётшунослик ва публицистика параллел бир оқим ўлароқ намоён бўлади. Ўзингиз бунга нима дейсиз?..

Холдор Вулқон: - Одам ўзини инсон қадами етмаган, кўз илғамас юксакликлардаги ижодкор деб хисоблаши ҳам мумкин.Лекин ҳар бир ижодкорга адолатли баҳо берадиган юксак дидли адабиёт муҳлисларининг руҳи, шуурида ростгўй, шаффоф, теран ва ўта бешафқат бир кўзгу борки, у кўзгуни асло синдириб, ё алдаб бўлмайди ва ўша кўзгу ижодкорнинг ҳохиш иродасига том тескари бор ҳақиқатни беғамгина акс этдириб тураверади.
Менинг арзимас ижодимдаги параллелликларга келадиган бўлсак, тўғриси, мен бу ҳақда ҳеч қачон жиддий ўйлаб, бош қотирмаган эканман. Ғайбдан келгувчи сирли илҳом нимани ва қайси жанрда ёзишга буюрган бўлса, ўшани тасратиб ёзаверганман. Бошқа ижодкорларда бу жараён қандай кечади, билмайман. Аммо мен ҳеч қачон қўл чиқиб кетмасин учун ўзимни мажбурлаб, шунчаки қоғоз қоралаган эмасман. Илҳом деган илоҳий тошқин келган маҳал қирғоқларини қўпориб оқувчи талотумли дарёга тушиб кетган одамдай оқим бўйлаб оқиб кетавераман, то бирон қирғоққа урилиб, тўхтамагунимча.Ёзавераман, ёзавераман, гўё мени кимдир ёздираётгандай, ихтиёримдан чиқиб, бўйсунмай қўйган қўлим  қаламнинг давомига айланиб қолади гўё.Мен асосан ўзим учун ёзаман. Яхшироқ нарса ёзолсам, шундай ҳолатга тушаманки, у ҳолатни мен бу дунёда ҳеч нарсага алишмайман. Баъзан ўз ёзган нарсаларимни ўқиб; - шу нарсани мен ёздимми? -дея ҳайратланаман ҳам. Мен манашу Худо берадиган оний, илоҳий жазбанинг қулиман, шу жазба учунгина ёруғ дунёда яшайман. Ким билади, балки бу сирли жараённинг юзага чиқишида муттасил ўқиш ва машқларнинг мунтазамлиги ҳам ўз ижобий таъсирини ўтказгандир.Ёшлигимда жуда кўп китоб ўқирдим. Дадам раҳматли менга Фурқат, Муқумий, Завқийларнинг китобларини олиб келиб берганлар. Уйимизда иссиқхона -парник бўлар, узун қиш кечалари мен ўша парникдаги печкага кўмир қалаб, ўт ёқардим. Гўлахи эдим. Осуда жимлик ҳукмрон парникдаги чироқ ёруғида дадам совға қилган китобларни мароқ билан ўқирдим. Айниқса, Гулҳанийнинг "Хапалак" номли шеъридаги: "Қўлини қум била ювиб, юзига суртар гувалак" деган мисраларини ўқиб, кулиб, қотар эдим. Қишлоғимизда оқ сариқдан келган, юрса, бироз оқсоқланиб одимлайдиган, қийиқ кўзлари кулганда кўринмай кетадиган Қобилжон ака деган одам бўлиб, қишлоғимиз кутубхонасини бошқарар эдилар. Қутб жимлиги ҳукмрон ўша кутубхона менинг энг севимли муқаддас узлатгохим, қароргохим эди. Ёлғизликни жимликни севар эдим. Ўша кутубхонадаги яхши китобларни уйга олиб келардимда, қайта топширмаслик учун уларни муқовасидан ажратиб, муқова ичига Карл Маркснингми, Лениннингми асарларини жойлаб, елимлаб, топшириб юборардим.Бу мудхиш жиноятимдан Қобилжон ака бечаранинг хабари йўқ эди.Мени қувонтирган нарса, ўшанда  бутунлай бошқа китоблар муқоваси ичига Карл Маркс ва Лениннинг асарлари жойланганини комиссиялар хитлаб қолмагани ва маъсум гўдакдай бегунох, беғубор қалб эгаси  Қобилжон кутубхоначининг қамалмагани, Сибирга сургун қилинмагани, отувга ҳукм бўлиб кетмаганлари. Қолаверса, менинг қалбимга руҳий хотиржамлик ва ҳаловат бағишлаб, "Китоб ва ошқовоқ ўғрилиги ўғрилик хисобланмайди" дея эски китобларда ҳам келади. Саволингда "публицистика" дебсан. Дарвоқе, мана, довдир қалам менга бўйсунмай, қоғоз саҳросида шиша ғарибидай, ширакайф майхўрдай гандираклаб, ўзидан ўзи ўша ёқларга қараб кетяпти. Мен аввал ижодимни (агар уни ижод деб бўлса) шеър ёзишдан бошлаганман. Маҳалламизда сочларини ўстириб, елкаларига тушириб юрадиган, бўйи унча баланд бўлмаган, оқ сариқдан келган, озғин, лекин юмалоқ юзли, қўйкўз, сталинча мўйлов қўйган ва кўксига Лениннинг суратини игнада туш билан чизиб олган, маишатни, май ичишни яхши кўрадиган, пойчалари сурнайга ўхшаш "клёш" шим кийиб юрадиган Олимжон Матмуродов деган рассом ва истеъдодли шоир бор эди. Бошқаларга ўхшамайдиган, ноанъанавий ҳаёт кечирадиган у рассомга ва шоирга ғойибона ҳавас қилар эдим. Олимжон Матмуродовнинг чизган карикатуралари, ажойиб шеърлари туман газетасида пайдар пай чоп этилиб турарди. Унинг:

Мавсумий онларга эш бўлма юрак

деган мисрасини бот бот эслайман. Олимжон Матмуродовнинг юксак бадиий дидини юқоридаги мисрадан ҳам билиб олса бўлади. Афсуски шу бир мисрадан бошқа шеърлари ёдимда қолмаган экан. Велосипедининг рулидаги тўрхалтада бир ёки икки шиша вино доимо бирга юрадиган у дарвеш шоирнинг, хароботийнинг буюклигини мен ўша пайтлардаёқ англаб етганман. Туман газетасида биринчи шеърим элон қилинганда, (шеърим гарчанд талаб даражасида бўлмаса ҳам) у: "Яхши шеър ёзибсиз" дея мени муборакбод этганди. У шеър "Орзуларим" деб аталарди.

Орзуларим

Орзуларим самовот узра,
Қанот қоқиб, бўлингиз турна.
Парвоз қилинг Комунна тамон,
Юксак учган турналарсимон.
Тинчлик куйин сиз янгроқ этинг,
Курра узра янгратиб кетинг!

Ўша газетада чоп этилган шеъримни юз марта ўқиб ҳам тўймасдим, ҳаяжондан еру кўкка сиғмас эдим гўё. Кейинчалик Республика матбуоти саҳифаларида, газета журналларда туркум туркум шеърларим эълон қилиниб, китобларим нашр этилганда ҳам ўша туман газетасида чоп этилган миттигина шеър ҳаяжоничалик, туйғуни, ҳаяжонни бошқа ҳеч қачон туймадим, ҳис қилмадим.
Катта бўлгач, мен ўша дарвеш шоирнинг улфатига, шишадошига айландим. У вақтлар маст ҳолатда мотоцикл бошқариб, ўқдай учиб юрар эдим.Бир куни бирга улфатчилик қилиб ўтиргандик, Олимжон ака кутилмаганда : -Холдоржон, мен тамом бўлган одамман. Сиз ичманг, иложи бўлса, ичкиликни ташланг. Сиз ҳали адабиётда улкан ишларни амалга оширишингиз керак деган эди, ўзини ўзи танқид қилиб. -Э, Олимжон ака, ундай деманг -дедим мен, унинг кўнглини кўтариб. Шоир эса, авлиёдек ўзининг тамом бўлганини, бу дунёда узоқ яшамаслигини англаб етган экан ўшанда. Ростдан ҳам Олимжон Матмуродов узоқ яшамади. Қишлоғимиздан чиққан шундай буюк шоирни мастликда пичоқлаб қўйишди. Шоирнинг касалхонада жони узулди. Жойлари Жаннатдан бўлсин.
Кўплаб ижодкорлар фақат битта жанрда, ё насрда, ё назмдагина ижод қиладилар. Мен прозада ҳам поэзияда ҳам бирдай ёзавераман.Ҳар икки жанрда ҳам ўзимни денгиздаги дельфиндай ҳис қиламан. Ёзган чизганларим қай даражада эканига эса, адабиёт ихлосмандлари у ёки бу маънода ўз баҳоларини берар.

Шерзод Комил Ҳалил: - Сиз мансуб авлод адабиётга қандай мақсадлар билан келганди? Бугун улар ижодий камолотнинг қай босқичида етиб келишди? Сизнинг шу авлодга мансуб ижодкор сифатида бу борада ўзингизга қўйган баҳойингиз ва ўзингиз мансуб бўлган авлодга муносабатингиз қанақа?. Ижоднинг муайян давонида йилларни сарҳисоб қилиб айтганда, муайян муносабатлар шаклланиши табиий. Шундай эмасми?

Холдор Вулқон: - Мен ижодда қайси авлодга мансуб эканимни билмайман. Бу ҳақда ҳатто ўйламаганман.Чунки мен Андижонда яшаганман, ёзган чизганим эса, кўпроқ Тошкентдаги марказий нашрларда чоп этилар эди. Шоир ёзувчилар билан эса, кам учрашар эдим. Шоир ёзувчи дўстларимнинг айримлари ҳозир ҳам бор, айримлари бу фано тупроғини тарк этиб, уқбога, боқий дунёга кўчиб кетишди. Уларнинг ижодига муносабатим яхши.Барчалари буюк истеъдод эгалари. Эсдан чиқиб, номлари эътироф этилмай қолса, дўстларим ранжиб қолишларини истамаганим учун рўйхат келтиришдан тийилдим. Андижонда яшаб ижод қилаётган, Андижон Давлат Университетининг филология факультасида кафедра мудири бўлиб ишлайдиган истеъдодли шоир ва ёзувчи, адабиётшунос олим дўстим Ҳалим Карим билан Телеграм канали орқали салом алигимиз бор. Дўстимнинг умри узоқ бўлсин. Мен Ҳалим Каримнинг иккита ҳикоясини инглиз тилига таржима қилдим. Адабий қаҳрамонлари тирикдай, юксак дид билан ёзилган, жаҳон адабиётининг йирик вакиллари ёзган ҳикоялар билан бемалол беллаша оладиган бақувват, психоаналитикаси, яъни руҳий таҳлили теран ҳикоялар. Баъзан, вақт топилганда шунақа бадиий таржима билан ҳам шуғилланиб тураман ва кўплаб япон шоирларининг хайку ва танкаларини она тилимизга ўгирганим билан фахрланиб юраман ўзимча.

Шерзод Комил Ҳалил: - Шеърларингизга эътибор тортдиган инжа бир самимийлик, табиийлик бор. Тасвир ниҳоятда қуюқ, табиат пейзажини ниҳоятда оригинал бир нигоҳ билан чизасиз, бу шоирнинг санъаткорлиги билан боғлиқми, табиатга яқинлиги биланми, бундан қатъий назар шеърларингиздаги айни чоғда содда ва табиий самимият руҳи, зўриқишларсиз яратиладиган профессионализм ярқ этиб кўринади. Мен бу ҳақда ўйларканман, шоирнинг жаҳон шеъриятининг энг яхши анъаналарини пухта ўзлаштирганлигида(ахир сиз рус ва инглиз тилларида, худди ўзбек тилидагидек  бемалол ўқиб, ёза оласиз), қолаверса, бой ҳаётий тажрибага эга эканлигида(гарчи ҳаётингизни муайян қисми Ўзбекистонда кечган бўлса-да, эндиликда кўп йиллардан бери Канадада яшаб келасиз)деб биламан. Ўзингиз шеърларингизда эстетик нафислик ва инсон руҳиятини шу узвийлик билан моҳирона боғлаган силлогизм табиати ҳақида нима дея оласиз?

Холдор Вулқон: - Шеърларимни мақтаганингни кўриб, истеъдодли шоир, Ўзбекистон Ёзувчилар уюшмасининг раиси, Ўзбекистон халқ шоири Сирожиддин Саййиднинг бир гапи ёдимга тушди. У пайтлар Сирожиддин Абдулла Ориповнинг ўринбосари бўлиб ишларди уюшмада.Бир куни уюшмага борсам, у истеъдодли шоир Рустам Мусурмон билан гаплашиб турган экан. Кўришдик. Суҳбат жараёнида Сирожиддин мени табрикларкан: -Ўзбекистон халқ ҳофизи Шерали Жўраев "Ватан" шеърингизни қўшиққа айлантирибдилар -деди. -Йўғе? -дедим мен ишонқирамай. -Рост, Рустам иккаламиз уйларига борган эдик , Шер ака ўша қўшиқни куйлаб бердилар бизга. Зўр чиқибди лекин -деди у. Мен ҳушхабар учун раҳмат айтиб, Сирожидиннинг "Соч толасидай чоки гирибонида куйдим" деган мисрасини тавсифлай бошладим. Шунда Сирожиддин: -Шоир билан муносабатни яхшилай десанг, унинг шеърини мақта -деган экан устоз Ғафур Ғулом -деди. Бу гапдан учаламиз кулдик. Энди мен ёзган шеърларда ростдан ҳам ўша сен айтгандай озгина оригиналлик, яъни ўзига ҳослик бўлса, демак, ижодда мен ҳам нимагадир эришибман, Худога шукр.Назмда манзара лирикаси жанри бадиий адабиётдаги, фалсафа, муҳаббат лирикаси каби икки дунёлик боқий мавзулардан бири хисобланади. Худо халқ қилган хилқат, яъний бизни қамраб турган борлиқ гўзалликларидан ҳайратланиш, улар ҳақда нимадир ёзиб, кимгадир ҳайрат ва туйғу бағишлашга уриниш эса, менинг энг севимли машғулотимдир. Ҳа, кўпчилик  шоир одам халқ дарди ҳасратларини куйлаши, мазлумларни золимлардан ҳимоя қилиши керак -дейди. Мустабид ҳукмдорлар эзиб, азоблаётган халқ, золим қамчилари зарбасидан азоб чекканича ўз шоирларига умидвор қарайди. Чин маънодаги Худо юқтирган шоирларгина қатлгохда туриб ҳам золимлар кўзига тик қарай оладилар ва улар шохларнинг азалий ва мангу мухолифларидир. Шоирларни отадилар, осадилар, қувғин қиладилар. Шундай вазиятларда халқ ҳам ўз шоирларининг ҳимоясига чиқса эди. Лекин, мазлумларнинг халоскори эканман деб, шоирлар шеърларда қора бўёқни қуюқлаштириши, шеърни хақорат ва масхара қуролига айлантирмасликлари керак. Акс ҳолда ундай ёзғавалар санъат асари эмас, балки йиғи сиғи, оҳу фарёд, килкиллаб турган қон, йиринг тўла хақорат хандагига, қора шеъриятга айланади. Шоир одам ҳатто ижтимоий сиёсий асар ёзганда ҳам, мумкин қадар санъат даражасида идрок қилиш, фикр айтишга ҳаракат қилмоғи керак. Қолаверса, ижтимоий сиёсий шеърлар вақт ўтиши билан ўз фаоллигини йўқотиши, худди социалистик реализм йўлида ёзилган асарлар каби ўз муаллифидан олдинроқ ўлиши ва унутилиши ҳам мумкин.Сўзимиз қуруқ бўлмаслиги учун бир мисол келтираман. 1980 йиллари мен "Васият" номли пахта яккаҳокимлигига қарши шеър ёзганман. У шеър Тошкенда, Дўрмондаги ёзувчилар боғида ўтказилган Ёш ёзувчиларнинг 5 семинарида анча шов шувларга сабаб бўлган.

Васият

Мабодо мен ўлсам, мени ёқинглар,
Куйдириб, кулимни совуринг кўкка,
Сўнгра осмонгамас, ерга боқинглар,
Йиғлаб, кўз ёш тўкиб, тушганча чўкка.

Оппоқ кафанимни қизилга бўяб,
Шиорлар ёзинг бахт саодат ҳақда.
Сўнгра, хурсанд бўлиб: -тежалдия -деб,
Қабрим ўрнига ҳам экингиз пахта!

Мана энди пахта яккаҳокимлигига бархам берилди ва ўша шеърнинг актуаллиги қолмади хисоб. Шунинг учун ҳам мен барча ижтимоий ва сиёсий мавзуда ёзилган, белига қилич тақиб олган қаҳрли шеърларимни тўплаб, ҳаммасини ахлат қутисига улоқтирганман. Албатта, ҳар ким ўзи истагандай ижод қилади. Лекин шоирларимиз ижтимоий сиёсий бақир чақир ва фисқу фасод тўла ёзғиндилар билан ўзларининг покиза шеърларини, туйғуларини кир қилмай, боқий мавзуларда гўзал санъат асарлари яратишларининг тарафдориман.Бу борада бобомиз ҳазрати Алишер Навоийдан ўрнак олмоғимиз фойдали. Ҳазрат Навоий ҳох муҳаббат мавзусида бўлсин, ҳох фалсафий дидактикада бўлсин, фисқу фасоддан йироқ, бўёқлари кир қилинмаган картина каби ҳайратомуз санъат асарлари яратганлар. Бордию ижодда Мир Алишер Навоий ҳазратларидан ҳам ўтиб, ўзиб кетганлар бўлса, улар билан бахслашиб ўтирмаймиз. Мен шунчаки айтдим, қўйдим.
Ҳақиқий шоир ҳатто энг тушкун кайфиятдаги қора шеърни ҳам санъат даражасида ёза олади.
Француз шоири Эдгар Аллан По нинг қарға ҳақидаги поэмаси бор.Эдгарнинг ўша поэмаси  қоп қора қайғуга лиқ тўла бўлсада, ўқиган одамни сеҳрлаб қўяди. Эдгар По бу маҳобатли картинани, соф санъат асарини сўз ёрдамида мусаввирона маҳорат билан ишлар экан, оламдан ўтган хотини Ленора билан боғлиқ чидаб бўлмас зил замбил изтиробларини бир дона французча "Жамей", яъний "Ҳеч қачон" деган дахшатли калима устига юклайди ва шу тариқа шеърдаги дард залворини, кўламини кенгайтириб, банддан бандга тобора кучайтириб бораверади. Аввалига ярим кечаси шоир каминда ёнаётган кўмир шуъласидан юзлари ёришиб, сояси деворда лопиллаб ўтирган маҳал эшик тақиллайди. Шоир "Бу тунаш учун жой сўраб кулбам эшигини оҳиста тақиллатаётган биронта адашган тунги йўловчидир?" дея ўйлайди.



Аниқ ёдимда... орзиқиш, кутиш... кеч куз зулмати
ўчоқда ёнаётган кўмир, алангасининг шуъласи...
О, қанчалар орзиқиб кутдим мен тонг отишини,
қийноқларга, изтиробларга, зулматда порлаган
чироқларданда маҳзун ва маъюс олис кунларим
ва Ленора ҳақдаги саволларга жавоб ахтариб.


Ёқутранг дарпарда нафасимдан хилпиллар экан
қайғу тўла юрагимда титроқ ва алахсираш, ҳамда
тушунарсиз қўрқувни енгиб, ўрнимдан туриб:-
назаримда, адашган йўловчи ярим тун зулматида
тунагани жой сўраб, кулбам эшигини оҳиста, оҳиста
тақиллатмоқда - дея пичирладим ўзимга ўзим.


Шубҳаю ҳавотирларни енгиб, мен дедим:-
Ярим тунда мудраб, эшикни оҳиста  тақиллаганин,
тушуниксиз чертки товушини эшитмай қолганим
ва бироз ҳаяллаганим учун афу этгайсиз мени -дея
кулбам эшигини оҳиста очдим, очдиму лекин ташқарида,
йўқ эди зулматдан бошқа ҳеч нарса.


Ҳали ҳеч ким кўрмаган сирли тушни кўраётгандай
нигохим ҳайратдан соққадай қотди.
Тун зулмати эса, ҳамон аввалгидек сақларди сукут.
Фақат менинг қуёшим - Леноранинг номи янграрди,
яъни шивирлардим мен унинг исмини қайта ва қайта,
бошқа ҳеч нарса.


Мен титраб, қайрилиб, яна ўз ҳонамга қайтдим,
лекин, кўп ўтмай, яна тақиллагандай бўлди нимадир.
Бу сафар товуш эшитилди аввалгидан кўра аниқроқ.
"Балки дарахт шохи шамолда тебранган маҳал
дарча ойнасига тегиб кетгандир?" дея ўйладим.
Ҳа, у шамол, бошқа ҳеч нарса.


(Холдор Вулқон таржимаси)

Таржимани тўлиқ келтирсак, суҳбат хажми чўзилиб кетади. Поэмани қисқароқ изохлайман.
Шоир кулба эшигини очаркан, ташқарида қоронғу зулматдан бошқа ҳеч нарса йўқлигини кўриб, ҳайрат ва қўрқувдан аъзойи бадани жимирлаб кетади. Эшикни ёпиб, жойига келиб ўтирса, яна нимадир тақиллайди. Шоир балки шамолдир деб ўйлайди. Ва ойнаси охиста тақиллаётган деразани очса, ичкарига қоп қора қарға учиб киради ва кулба эшиги устидаги ҳайкалча бошига қўнганича индамай ўтираверади.
Шоир қарғага: - Эй попишаги юлинган қуш, тун ва қаро зулмат абадий ҳукмрон бўлган жойда сенинг номинг нима эди? - дея сўраса, қарға: "Ҳеч қачон!" дея жавоб беради. Қарагин, қарғанинг исми "Ҳеч қачон" экан. Нақадар мудхиш, қўрқинчли исм! Шундай эмасми? Шоир қарғага қайта ва қайта саволлар бераркан, фақат бир жавобнигина олади. "Ҳеч қачон!" - Айтгин, эй қуш, мен севимли Ленорам билан арши аълода яна қайта учрашаманми? -деса, қарға яна: "Ҳеч қачон!" дея жавоб бераркан, шоир: -О қарға, менинг юрагимдан қонли тумшуғингни суғир! -дейди. Қарға бўлса яна: "Ҳеч қачон!" дея жавоб беради. Охири қарға каттариб, ҳеч қачон оқармайдиган қоп қоронғу зулматга, зимистонга айланади. Бу поэма инсон ўлса, бу дунёга абадий қайтиб келмаслиги каби дахшатли "ҳеч қачон" деган бир дона сўз устига қурилган ёлғизликнинг қайғули сурати. Кўраяпсанми, сеҳргар шоирнинг санъатини, сўз сеҳрини, жодусини?! Агар қора шеърни шу даражада қойиллатиб ёзадиган шоирларимиз бўлса, мен уларга фақат қойил қолган бўлардим. Чунки бу поэмада, майда ғийбат, фисқу фасод йўқ. Дард бор, фақат дард!
Ҳа, мен рус ва инглиз тилларида бемалол сўзлаша оламан ва ёза биламан. Эстетик нафислик тўғрисида тўхталсак, ижодкорлар, жумладан ўзинг ёзган латиф шеъру ҳикоялар сенинг руҳиятинг, борлиғинг билан узвий боғлиқ ҳаётий силлогизм, яъний ақлий хулосадир. Бадиий ижод аҳли, у қайси соҳага мансублигидан қатъий назар, барчаси ёппасига нусхакаш, кўчирмакаш, қип -қизил плагиатлардир. Улар ўз асарларим деб юрган нарсалар аслида Худои Таоло ва Таборак устунсиз, пойдеворсиз, барпо этган азалий мавжуд фазодаги муаллақ дунёнинг нафис гўзалликларидан кўчирилган нусхалар ҳалос. Яъний бу оламда биронта плагиат бўлмаган рассом ҳам, композитор ҳам, шоир, ёзувчи ҳам йўқ. Улар табиатдан кўчирган нусхаларнинг энг нафиси ҳам, Худои Таоло яратган хилқат гўзаллиги қаршисида тўпоридир, ғоят қўполдир.

Шерзод Комил Ҳалил: - Насрий асарларингиз ҳақида тўхталиб ўтсангиз. Мен бу ўринда ижодингиздаги жиддий креативлик ва сатиранинг уйғунлигини тушунишни истардим. Бир ёзувчи табиатида ҳам жиддий драматизм ҳам сатиранинг хослигини қандай тушунтирасиз?

Холдор Вулқон: - Синчиклаб боқсанг, инсон ҳаётининг ўзи бошдан оёқ трагикомедиядан иборат. Инсон бир кун кулса, уч кун хафа бўлиб юради. Ақлли одамлар ўзи шундоқ ҳам ғам қайғуга тўла дунёда ўз умрини оғуга бўктирмай, иложи борича қувноқ яшашга ҳаракат қиладилар.Мен ҳам прозаик асарларимда юмордан, сатирадан фойдаланаман. Асарни ўқиётган одам зерикиб, эснамасин, қийналмай ўқисин ва ўқиётиб, асар тугаб қолаётганидан ташвишга тушсин дейман. Бунга қай даражада эриша олганимни ўқувчилар айтар.Баъзан ўзим ёзган, ҳали ҳеч ким эшитмаган латифаларни ҳам асарларга киритиб юбораман. Кейин бундааай қараб, агар ўша нарса таржимда бошқа тилларга кўчмаслигини англаб етсам, уни дарҳол асардан чиқариб ташлайман. Гап сатира ва юмор ҳақида борар экан, шундай латифалардан бирини ўқувчилар ҳукмига ҳавола қилсак.
Ҳуллас, бир одам сомса, шашлигу, қази қартани саримсоқ пиёзга қўшиб еб, автобусга чиқибди. Чиқиб, кекириб юборибдилар. Автобус тўла одам. Салонни саримсоқпиёзнинг сассиғи тутиб кетибди. Шу маҳал орқа ўриндиқда ўтирганларича сигарет чекиб, қарта ўйнаб кетаётган барзанги йигитлар ҳалиги одамга ўқрайиб, хунук қараб қўйишибди. Кекириб юборган одам анча юргач, секин ҳалиги барзангиларга қараб, қўлини кўксига қўйганича: - Акалар, узр энди, кекирасизлар -дер эмиш. Бу гапни эшитиб, барзангилар бироз ҳайрат билан бармоқларини чаккаларига парма қилиб: -Бечаранинг томи болахонаси билан бирга сурилибди -дея ачинишибдию яна қарта ўйнашда давом этишибди. Шунда ҳалиги одам яна барзангиларга қараб: -Акалар, намунча такаббурсизлар? Ҳа, одам кекирим сўраганда, кекириб қўйсаларинг нима бўлади? -дебди. Бу гапни эшитиб барзангилар ғазаб билан ўрнидан тураркан, улардан бири: -Э, бу жиннихонадан қочган жинни шекилли! Ур, автобусдан тушириб юбор! Тевиб тейла! -деб, кекиргични эшик тамон сура бошлабди. Шунда кекиргич автобус тутқичини махкам ушлаганича: -Йўқ, кекирмагунларингизча автобусдан тушмайман! -дебди, ўжарлик қилиб, оёқ тираганича.Барзангилар кекиргични катта тезликда кетиб бораётган автобусдан тепиб, тушириб юборишибди. Кекиргич автобус эшиги билан бирга ерга қулабди. Кейин чанг тўзон ичра яримта ғишт бўлагини топиб олиб, автобуснинг ортидан отаркан: -Аблахлар! Одам деган сал кекиримли бўлиши керакда! -дер эмиш. Бу эпизод гарчанд кулгили бўлсада, таржимада кўчмайди. Утилизация қилинган ўша латифа жонвор  суҳбатимизга асқотганидан хурсандман.

Шерзод Комил Ҳалил: - Айни кунларда қандай асарлар устида ишлаяпсиз? Истиқбол режалари қандай?.. Ижодингизда ўзингиз истаган босқичга чиқа олдингизми, эртанги кундан адабиёт борасида умидингиз қандай? Адабиёт оламига энди кириб келаётганда нимага эришмоқчи эдингиз, нимага эриша олдингиз? Адабиётдаги орзуларингиз ва армонларингиз ҳақида тўхталсангиз. Келажакдаги ўзбек адабиётидан нима кутаяпсиз?

Холдор Вулқон: - Айни кунларда ёзган чизганларимни инглиз тилига таржима қилиш билан бандман.Ижодимда ўзим истаган босқичга кўтарилганимча йўқ. Агар ўзим истаган чўққига кўтарилсам, ижод тақа тақ тўхтайди. Бу эса, фожиа.Кўплар балки ишонмас, лекин мен баъзан тушларимда ҳам ёзиб чиқаман. Мен деярли йигирма йил хорижда, адабий мухитдан, шоир ёзувчи дўстларимдан узилган ҳолатда ҳаёт кечирмоқдаман. Худди шу йиллар давомида уй қамоғида ўтирган одамдай. Гарчанд мен оила аъзоларим, бола чақаларим, невараларим даврасида ҳаёт кечирсамда, ижодкор сифатида ёлғизман. Ўзимни ёлғизлик деб аталган кимсасиз оролда яшаётган Робинзон Крузодай ҳис қиламан. Соҳилда гулханлар ёқиб, бепоён ҳаёт денгизида кемаларнинг йўлига умидвор қарайман. Мен чексиз коинотда бир ўзи танҳо яшайдиган ИНСОНИЯТ каби ёлғизман.Соҳилдаги қумда баъзан адабиётни тушунадиган сенга ўхшаш одамларнинг изини кўриб, қувонаман.Шундай вазиятда мен учун ёлғизликда ақлдан озиб қолмасликнинг ягона йўли бадиий ижоддир.

Орзу етиб бўлмайдиган нарса. Шунинг учун донишманд халқимиз "Нийятингизга етинг" дея дуо қилади. Орзунгизга етинг деб эмас. Нийятим Ватанимга борсам, менинг ҳам ёзган чизганларим ҳамма ёзувчилар қатори она Ватанимда нашрдан чиқса, китобларим халқимиз қўлига етиб борса.
Келажакни кўриш учун эса, бугунга назар ташламоқнинг ўзи  кифоя. Бугун замонавий адабиётимизнинг кенжа авлодига мансуб, истеъдоди чақмоқдай ярақлаган ёш ёзувчи шоирлар ижодини кўздан кечириб, тўғриси, уларга ич ичимдан ҳавасим келади. Шулардан бири сен ўзингсан.Мақтовлардан талтайиб кетма. Сен ва сен каби дидли ижодкор ёшлар бор экан, адабиётимиз келажаги буюк дея баралла айтиш мумкин.

Шерзод Комил Ҳалил: -Мароқли суҳбат учун катта раҳмат.

Холдор Вулқон: -Сенга ҳам раҳмат.

18/09/2022 йил.

Канада, Онтерио -Москва, Переделкино. Дом творчества писателей.

Холдор Вулкан

Член Союза писателей Узбекистана

Холдор Вулкан -Абдусаламов Холдор Усманович родился в 1959 году в Узбекистане.Окончил Ташкентский Национальный Университет. Пишет стихи и прозу с 1975 года. Написал 4 сборника стихов, ряд повестей, так же рассказы и романы на двух языках, на узбекском и на русском. Холдор Вулкан член Союза писателей Узбекистана с 1999 года. Его литературные произведения переведены на английский язык. Не имеет званий и наград.

Ибн Камбал

(Рассказ)

Если честно, я не собираюсь нарисовать словесный портрет литературного героя моего рассказа, так же не буду ни под каким предлогом назвать его настоящее имя, с точки зрения его безопасности. Описать внешний вид и параметры литгероя, это все равно, что передать фоторобот полицейскому управлению, которая объявила его в международный розыск. Это чрезвычайно опасно для него. Ограничемся, лишь, назвав его псевдоним "Ибн Камбал". Ибн Камбал ходит с крепко приклеенной бородой и с усами, отрастив волосы до плеч, покрасив их в серый цвет, чтобы его случайно не узнали на улице сотрудники местной полиции. Иначе его могут арестовать и посадить в тюрягу на долгие годы за экономические преступления, которые он совершил.Дело в том, что наш литературный герой господин Ибн Камбал пишет неплохие стихи и однажды в его голову взбрела шальная мысль опубликовать свою первую книгу, надеясь получить за это солидный гонорар.Он поговорил с одним сутулым работником одного издательства, кой пообещал опубликовать книгу стихов Ибн Камбала, дешово, качественно, быстро и, разумеется, с большим тиражем. Ибн Камбал, поверив на слова работника, передал ему большие деньги спонсора без расписки. Горбатый работник оказался жадным, подлым и отпетым аферистом и в скором он нарушил свое обещание и опубликовал книгу стихов бедного Ибн Камбала за счет некачественных бумаг, которые он украл когда -то из склада издательства и надежно спрятал в подвал.Как будто этого мало он сэканомил бумагу на обложку, так же на рисунки и на тираж книги.Получилось так, что книга господина Ибн Камбала опубликовалась с мизерно маленьким тиражем. Книга напоминала тонкую ученическую тетрадь. Тукую "книгу" невозможно было реализовать на книжном рынке. Даже книжный черв, то есть заядлый книгалюб на барахолке, кой тонко разбирается в искусстве, не желает купить такую жалкую брашюрку. Хитрый и горбатый работник обрадовался на то, что доверчивый Ибн Камбал передал ему большую сумму денег без расписки. В результате реализовать свою книгу, похожую на ученическую тетрадь, пришлось самому Ибн Камбалу. Но он не смог реализовать ее. Через пол года спонсор начал требовать от Ибн Камбала вернуть полученные деньги с процентамии. Бедный литературный герой нашего рассказа господин Ибн Камбал не знал что делать.Он залез по уши в дерьмо, которое называется долг. Дома ворчливая жена, которая упрекала Ибн Камбала день и ночь, назвав его жалким неудачником, бездельником, лентяем, дармоедом и лохом.
-Боже, зачем же я вообще вышла замуж за этого придурка, поэта с пустыми и дырявыми карманами! Нормальные мужья едут на заработки в ближнее зарубежье и зарабатывают нешуточные деньги, работая дворниками, сторожами амбаров и грузщиками товарных вагонов, лесорубами и прочими. Вернувшись, они строят роскошные дома, двухэтажные коттеджы с подвалами, купять крутые тачки. А он?! Спит днем, как бродячая собака без задных ног и по ночам до самого утра строчит черт знает что, в свете керосиновой лампы, не давая мне спакойно поспать.Разве литературное творчество является работой в наши дни?! Вот, совсем недавно этот дурак выпустил свою книжку, тоненькую такую, похожую на свидетельство о рождении, на трудовую книжку и залез по уши в долг! А дома нечего есть.Пара голошов на двоих, которые надеваем по очереди!Ходить босиком в космическом веку стыдно! Боимся выйти на улицу! Сидим дома, затаив дыхание, как в бомбоубежище во время ковровой бомбардировки, когда приходят люди спонсора, требуя вернуть деньги, кои этот гад взял в долг!Долг этот растет не днями а часами! Господи, разве это жизнь?!Как жаль, что нет с нами сейчас товарища Сталина Иосифа Виссарионовича, кой отправил дюжинами таких интеллигентов - неудачников туниядцев в концентрационные лагеря в вагонах товарных поездов, предназначенные для перевозки лошадей!Был бы жив товарищ Сталин, я бы сама выдала бы этого писателя в руки НКВДешников, аккуратно написав на него донос о том, что он английский шпион!Ой не зря вешали и расстреляли поэтов в старине, не зря! Нет, хватит с меня!Я лучше залезу на табуретку и повешусь или сожгу себя сама, обливая свои поношенные одежды керосином, чем жить с этим придурком! -кричала она громко, роняя горькие слезы на пол. Потом, резко изменив свое решение, спешно собирала вещи Ибн Камбала в старый деревянный чемодан сталинских времен и, выкинула его на улицу через открытое окно. Потом, указывая на дверь, сказала: - Вон из моего дома! Ступай и чтобы я больше никогда тебя не видела!Таким образом бедный литературный герой нашего рассказа Ибн Камбал оказался на улице. Но на этом дело не закончилось. Люди спонсора быстро нашли его и сломав ему одну ногу, заставили собирать документы и получить обманным путем в банке кредит в огромном размере. Ибн Камбал подал заявление и предоставил соответствующие документы с бизнес планом в банк, чтобы открыть торгово - производственную фирму. Но ему тут же пришлось отдать спонсору все деньги, полученные в кредит. Через пол года полиция объявила его в розыск.С тех пор он ходит с приклеенной бородой и с усами, отрастив волосы до плеч и покрасив их в серый цвет. Ибн Камбал долго искал жилье и наконец он нашел небольшую яму, которая образовалась на старой заброшенной дороге во время сели и решил, жить в ней.Он возводил над ямой небольшую крышу, напоминающую часовню.Эта крыша выполняла сразу две функции. Во первых она не позволяла попасть дождевую воду во внутр ямы и служила своеобразной предупреждаюшей оградой для случайных прохожих, чтобы они не провалились в убогое жилье Ибн Камбала, во время вечерной прогулки во тьме или в густом тумане, когда они выгуливают своих любимых собак. Особенности этого своеобразного жилья заключается в том, что здесь его не будут беспокоить сотрудники полиции, налоговики, инспекторы энергонадзора, газоснабжения и департамента ЖКХ. Самое главное, здесь нет злых соседов, ритмичный скрип кровати, сладкие стоны, громкая музыка, топот, грохот, дужераздирающие крики о помощи,шум застолья, пьяный хохот, двух этажный мат, плач детей и женщин, стук молотка, жужжание дрели, звуки разбитых вдребезги стекла окон, разбитой фарфоровой посуды, грохот кухонной посуды, нарушающие тишину и покой граждан.Так же есть ряд неудобств в этой яме. То есть в ней отсутствуют окна, из которых можно было смотреть на улицу, наслаждаясь осенним листопадом или ночными снегопадами зимой. Еще одно неудобтво в этом жилье, это отсутствие кухни. Даже нет умывальника.Так же в яме отсутствует самое главное, то есть туалет. Весной, летом или осенью можно справлять нужду по большому например, в зарослях или еще где нибудь. А зимой придется сесть на горшок и вынести содержимое на верх, чтобы случайно не отморозить себе кои -какие важные части организма. Но есть возможность построит маленькую печку, чтобы топить яму и готовить еду. Но это только в холодные времена года. Летом придется готовить еду только на верху, на костре. Такими мыслями Ибн Камбал первым делом, вынес весь мусор из ямы, аккуратно приклеил обои к отштукатуренной, шпаклеванной стене, постелил картонные коробки на дно ямы. Смастерил небольшую книжную полку и повесил на стену портрет президента страны. Он спускается в свое жилье, словно моряк - подводник, спускающийся через верхный люк атомной подводной лодки с крылатыми ракетами на борту.Иногда он чувствует себя танкистом, несущийся на бешеной скорости на своем танке вперед, разрушая, все на своем пути, школы, больницы, детские сады, деревья и горящие дома, раздавливая домашный скот, толпу беженцев вместе с детьми. Ибн Камбал по ночам обожает читать в свете керосиновой лампы интересную книгу, которая он купил на базаре, где можно приобрести книгу намного дешевле, чем в книжных магазинах. Ибн Камбал любит книжные ярмарки, особенно барахолку на базаре, похожую на старинный музей под открытом небом, где люди торгуют старыми вещами.Там есть почти все. Рваные хромовые и кирзовые сапоги, брюки галифе с красной полосой когда - то умершего какого - то генерала, школьные ранцы, книги без обложек, горн и барабаны пионеров, учебники, иконы, четки, бронзовый бюст Ленина, шапка-ушанка из собачьей шерсти, старый аккордеон, портрет Сталина, клетки для певчих птиц, аквариумы, даже гаичные и разводные ключи, что там только нету, господи! Старамодные платья с шляпой давно умерших старушек, цепи, малиновые пиджаки, телефонные аппараты ХХ века, глобусы, примусы, капканы, самовары, деревянные чемоданы, старые монеты, пуговицы, медные музыкальные инструменты духового оркестра, топоры с пилой, ножницы, детские игрушки, тяжелые чугунные утюги, работающие на раскаленный уголь. Поди купи все что хочешь или просто бесплатно рассматривай вещи, словно музейные экспонаты. Самые ценние вещи на этой барахолке для Ибн Камбала, это старые книги с пожелтевшими страницами и потёртыми, порванными обложками.Торгующие старыми вещами на барахолке не знают цены этих книг, так как они не читают их. У них попросту отсутствует утонченность чувств и мыслей, эмоции, такие как удивления, восхищения, восприятие колдовское влияние и воздействие слов на сознание, которые, как волшебство чаруют, придавая человеку определенное настроение, давая ему возможность погружаться в глубину сладких воспоминаний о своей юности и любви, забывая на какое -то время о боли и страданиях в уютном душевном уединение.Однажды Ибн Камбал услышал очень интересный разговор покупателя с продавцом.
-Знаете, вчера я этого вождя как раз видел во сне -сказал веселый покупатель, улыбчиво глядя на портрет Сталина.
-Да? А как тебя зовут? -спросил продовец.
-Я Валдемар Котин -ответил покупатель.
- Интересно, а что потерял товарищ Сталин в твоем гребанном сне, Котин? - удивленно спросил продовец, с дымящей самокруткой в зубах.
-Короче, дело было так. Оказывается, во сне я умер и меня увели в каменную пещеру, где находилась огромная толпа грешников, которые стояли, с ужасом глядя на полыхающий огонь гиенны и их огромные тени колебались на стне гигантской пещеры. Гляжу некоторые из них сидят на каменных скамейках. Я подошел к человеку, который был в брюках галифе и в хромовых сапогах с длинными голенищами, глазастый, худощавого телосложения, с острым носом и усами похожие на жука. Он был одет в коричневый мундир, с железным крестом и его чёлка была зачесана набок.Я осторожно подошел к нему и сказал.
-Подвинтесь пожалюста, дядя, а то ноги у меня отекли...Как говорится, в ногах правды нет...
Услышав мои слова, человек в коричневом мундире пришел в ярости. Он так взбесился, что покраснел до самой шеи, словно разгневанный индюк. От гнева его глаза расширились и скулы лица начали судорожно дергаться.
-Какой я тебе дядя, швайне! Своего фюрера что ли не узнаешь, черномазый!Я же Адольф Хитло! -крикнул он.
Я испугался, узнав кровавого диктатора ХХ века Адольфа Гитлера, который перевернул мир, превратив красивые города в руины, угробив 50 миллионов ни в чем не повинных людей.
-О битте, простите, гер Шикльгрубер - просил я прощения.
Тут, перебивая наш разговор, ко мне подошел человек лет сорока пяти, пятдесяти, лысый, невысокого роста, с рыжей козьей бородой в костюме и с красным галстуком на шее.Он улыбчиво глядел прямо в мои глаза, словно в глубокий колодец и начал бегло картавить, держа свою кепку в руке.
-А меня, товайищ? Узнаете? Ну...ЭСЭДЙЕПЕ, Смольний, пайтия большевиков...Кюпская Надежда Константиновна, восстания ябочих и кйестян в Петягяде... Зимний двоец, Октябйская еволюция... .Шалаш мой на бейегу озея "Язлив", Кйилатая фйаза, лозунг "Пялетайи всех стян соединяйтесь!"..Ну, тепей вспомнили, кясноаймеец? -спросил он, держась одной рукой за отворот своего знаменитого на весь мир пиджака.
-О, это вы, товарищ Владимир Ильич? Вот это да! Я никогда не думал, что я встречу когда -нибудь вас здесь.Простите, что сразу не узнал. Значить богатым будете -сказал я, радуясь.
-Что значит, будите богатым, товайищ? Вы хоть думаете, когда говойите? Я никогда не стану богатым, эксплуататём! Ведь я вождь мявого пялетайята как никак, пявильно?А вы сявниваете меня с какими -то пяклятыми буйжуями! Вы яшшуждаете, как кёвный вяг миявого пялетайята, как эсеи и монайхисти - белогвайдейцы! Не хаяшо, товайищ, не хаяшо - серьезно обиделся Ленин на меня.
-Простите, товарищ Ленин, я хотел сказать, что разбогатеете не материально, а духовно - оправдывался я.
Услышав мой ответ, у Ленина быстро поднялось настроение. Он обрадовался, как маленький и от улыбки радостно загорели зрачки в его узких глазах.
-Это совсем дюгое дело, товайищ кясноаймеец!Ну как, в Туйкестане язгямили кявожадные банды басмачей куйбашы Куйшеймета и Ибягимбека? - спросил вождь пролетариата, сново глядя в мои глаза, словно в глубокий колодец.
-Да, Владимир Ильич, разгромили. Разгромили, но... -ответил я, опасаясь, что мои следующие слова снова могут сильно расстроит вождя мирового пролетариата.
-Стянно, товайищ кясноаймеец, почему вы говойите "но"? - снова спросил Ленин, держась одной рукой за отворот своего знаменитого на весь мир пиджака "тройка", а в другой руке нервно зажав свою кепку, похожая на утконос.
-Понимаете, Владимир Ильич, я даже не знаю, как вам объяснить это. Короче, СССР распал! - сказал я.
-Что?! ЭСЭСЭСЭЙ яспал! Что вы говойите, товайищ?! Как это яспал, ё мое! -сказал вождь пролетариата, глядя на меня с недоумением. У него снова испортилось настроение и он начал нервно шагать туда, сюда, как волк в клетке.
-А вы былы не в курсе?.. То есть не слышали что ли о распаде СССР, Владимир Ильич? - удивился я. Ленин резко остановился и сказал:
-Вы в своем уме, товайищ кясноаймеец, как я могу узнать, ежели тут нет телетайпа?
-Да, вы правы, товарищ Ленин -согласился я.
Тут Гитлер начал радоваться: - Зульдатун унд оффитзиген дес дгиттен гийчес! Коммуништен капут! Их гратюлиге! Хувах - хах хах хах хаааа! Иех - хах хах хах хаааа! - смеялся он, и начал танцевать, напевая веселую песню Лили Марлена, виртуозно играя на своей губной гармошке, которая вынул из голенище своего хромового сапога.
Ленин снова начал нервно шагать туда сюда, иногда бросая разгневанный взгляд на Гитлера.Потом резко остановившись, спросил меня.
-Что, тепей ЭСЭСЭСЭЙ пеешел в юки ЭСЭев что ли?
-Нет, Владимир Ильич, сначала Генерального секретаря Михаила Сергеевича Горбачева выбрали президентом страны. А потом ГКЧП и власть перешла в руки Ельцина Бориса Николаевича, который саратники положив в мешок, выбросили с высокого моста в Москва-реку. Он чудом остался жив... - ответил я.
-Кто это такие Гайбачев Михаил и как его... Бойис Ельцин !Ё моё, почему их выбяли, а не назначили! Куда смотели коммунисты?! Такую стяну язвалили засянцы! Вот, твою маааать а! -сказал Ленин, нервно ударяя ладониями рук по коленам своих ног.
-Это еще ничего, Владимир Ильич в сравнение с высказываниями депутата Госдумы господина Жириновского. Он сказал, что ваш труп давно пора вынести из мавзолея и сжечь в крематории, а прах захоронить в Ульяновске, где вы когда -то родились.
-Да? Он так и сказал? За такие слова таких контеволюционеев, нужно ястйелять без суда и следствие, яскулачить к едене матейи и отпявить в катойгу! Пусть они там ломают в соёкагядусном моёзе гянитные камни и тоскают их на своём гойбу , звеня цепями на юках и на ногах в гюбых полосатых пижамах! - сказал вождь пролетариата, еще сильнее зажав свою кепку в руке.
Я, чтобы как -то отвлечь товарища Ленина от обсуждения злободневной темы, начал привести разговор в другое русло.
-Простите за глупый вопрос, товарищ Ленин, что вы тут делаете?
-Видите ли, товайищ, я наивно повейил словам товайища Майкса, ну этого Кайла и его богатого дюга, как его, да, Фйидйиха Энгельса, думая что судного дня не существует. Оказывается, я сильно ошибся тогда... Милостиве господи, помилуй мя гйешнаго яба своего, во имя отца и сына и светага духа, амин! - мелько крестился Ленин, с диким ужасом глядя на пылающее пламя ада и на лаву, которая булькала, как расплавленный металл.В этот момент появился возле нас человек в военном кителе и в брюках "Галифе", среднего роста, с зачесенными волосами назад, с пышными усами в колкости и с дымящей курительной трубкой в зубах. У него одна рука оказалась засохшей.
- Гамарджоба, генацвале! -сказал он, дымя курительной трубкой. Я его сразу узнал и сказал:
-О, здравствуйте, товарищ Сталин!Вы тоже здесь?
-Да, к сожелению... Ну как, генацвале, крымские татары, евреи, армяны, украинцы, ингушы с чеченцами, которые мы депортировали в Средную Азию, привыкли к новым условиям жизни? - поинтересовался он.
-Нет, товарищ Сталин, к сожелению многие из них умерли от нехватки воздуха в вагонах товарных составов, предназначенные для перевозки лошадей.Они были вынуждены похоронить по пути своих умерших детей и других своих близких в песок казахских степей. Многие умерли потом, от голода и болезни. Остались лишь единицы.Многих евреев, армян, украинцев, крымских татар, чеченцев и ингушей приютили наши Узбеки, делясь с ними своим последними кусками хлеба в трудные времена. Это еще ничего в сравнение с погибщими в концентрационных лагерях, расположенные в архипелаге "Гулаг", в Саликамске и в Магадане.Туда отправляли в основном представителей интеллигенции, объявляя их злейшими врагами своего народа, обвиняя в шпионаже. Миллионы и миллионы людей заживо сгнило в холодных бараках, от нехватки еды, от дезинтерии, от брющного тифа и туберкулёза. Многие сходили с ума и вешались на веревках, другие покончили жизнь самоубийством, отрезав себе половые органы. А сколько солдат и офицеров, стариков, и детей, ни в чем не повинных людей погибло на войне! От нехватки оружие и боеприпасов бедные солдаты с деревянными автоматами в руках шли в атаку ротами, дружно крича "За Родину, за товарища Сталина!" и их немцы пристреливали, как курапаток, создавая гора из трупов погибших солдат, сержантов и офицеров. Красивые города, заводы и фабрики превратились в пепелище-сказал я, грустно вздыхая.
-Ну что поделаешь, генацвале, война есть война и она требует жертв. Давай лучше побеседуем с тобой о позитивных событиях... Мне когда -то доложили о героическом труде узбекского народа, который построил за 45 дней большой ферганский канал вручную, с помощью кетменя и лопат во главе этого лысого парня, как его... к сожелению я немогу сейчас вспомнить. После инсульта память у меня ухудшилась. Помню, я подарил ему свои часы, когда он пришел с опозданием на заседание. Я однажды сказал ему шутя, мол, я хочу позвать тебя в Москву, но боюсь, что ты разроешь каналы вокруг Москвы... Как мы сним смеялись тогда, господи... Ну, как там идут дела? Наверное, пустыня "Мирзачуль" с "Кизилкумом" превратились в зеленые хлопковые поля, в шумящие на ветру сады и огороды? -сказал Сталин, поглаживая своих пышных усов, словно кошку.
-Нет, товарищ Сталин.После неправильное использование водных ресурсов, резко упал уровень воды в наших реках и засохло наше Оральское море.Оно превратилось в лужу. Там сейчас царит экологическая катастрофа.Поднимаются песчаные бури, покрывая солью всю территории Каракалпакистана и Хорезм. Есть опасение о том, что совсем скоро весь среднеазиатский регион, превратится в пустыню.Кстати, я даже написал об этом стихотворение. "Погоня" называется. Хотите, товарищ Сталин, прочту его наизусть? - сказал я.
-Да? Вот эта новость.Я тоже когда -то писал стихи. Ну давай, читай, генацвале, коли написал об экологической катастрофе в Средней Азии.Только коротко. А то у меня нет на это времени - разрешил Сталин, закуривая свою курительную трубку.Я начал читать свое стихотворение.


Погоня

В юности я гнался за пустыней,
Чтобы превратить ее в хлопковые поля.
Также выращивать арбузы и дыни,
Где белые будут звенеть тополя.

Пустыня от меня бежала, боясь,
Из следов агамы на дюнах узоры.
Теперь я жалею, в песке по поясь,
О том, что засохло наше море.

Зря, о зря я тогда, гнался за ней,
Хотя все это произашло давно.
Теперь я бегу от песчаных бурей,
И пустыня гонится за мной.


Послушав мое стихотворение, Сталин аплодировал меня, хлопая в ладоши, хитро улыбаясь с курительной трубкой в зубах.
-Вах маладес, генацвале, маладес! Ты пишешь как Шота Руставели!
-Спасибо, батано Сталин! Но мне кажется, ваши слова звучать не очень искренно -сказал я, как бы скептически относясь к его словам, которые он произнес.
-Что ты, бижо!Разве можно врать в таком месте.Смотри, как пылает гиенна!О господи Иисуси, помилуй и благослови раба своего грешнего Иосифа Джугашвили!Господи, сколько церквей, синагогов, мечетей и буддийских храмов я разрушил до оснований, приказывая тайным указом снести крестов из купол храмов, полумесяца мечетей и стереть шестиконечную звезду Давида в синагогах! По моему приказу красноармейцы сняли колокола и отправляли их в металлургические заводы для отлитки, чтобы создать из них детали для тракторов! Священные храмы, мечетей и синагог мы превратили в овощехранилище!Истребили христианского, буддийского, иудейского, мусульманского духовенства. Сколько свяшенников отправил я в далекие лагеря смерти, откуда никто никогда так и не воротился домой! -сказал Сталин с грустью.
Как раз в это время высокий, полный и лысый мужик выбежав из толпы, подошел к Сталину.Потом начал говорить:
-Вызвали, товарищ Сталин?
Сталин вынул свою курительную трубку изо рта и удивленно смотрел на лысого.
-Где ты шляешься, враг народа?! Английский шпион! Вот этот товарищ говорит, что из - за неправильное распределение водных ресурсов, в Узбекистане реки Амударя и Сирдаря превратились почти в сухое русло, а Аральское море в лужу! Оказывается, весь Среднеазиятский регион день за днем, постепенно превращается в пустыню! Плодородные земли, хлопковые поля, сады и огороды покрываются солью! Куда теперь будем сеять хлопчатника? В огород твоей бабушки что ли?! Это ты во всем виноват! Хвост Бухарина!Отвечай, гад, пока я не репрессировал тебя! Противном случае сегодня в предрассветной мгле приедут за тобой сотрудники НКВД на автомобиле ГПУ "Черный ворон" и тихо будут стучать в твою дверь покрытая дермантином, чтобы увезти тебя куда надо -сказал он.
Услышав такое, высокий, полный и лысый мужик сев на колени, начал двигаться коленами в сторону товарища Сталина, прижимая свой головной убор к груди, словно инвалид, у который ампутировали обе ноги, пока не начиналась гангрена.
-О, пощатиде, товарищ Сталин! Не репрессируйте меня! Ваши ГПУшники могут расстрелять меня по приговору военного трибунала!Я не враг народа и не хвост Бухарина Михаила Дмитриевича!Мы осваивали пустыню "Мирзачуль" по проекту самого товарища Ленина!Это Ленин виноват во всем! - сказал он плача.
-Ах ты контя пяклятый! Ты меня, вождя пялетайята хочешь обвинять в пйеступлениях века, котойый сам совейшил!Я пейвий яз слышу о пустыне "Мийзачуль"! В моем пйоекте написано "Голодный степь". Мать твою... Негодяй! Давай, положи свой пайтийный билет на стол, басмач! Уголовный элемент!- сказал Ленин, разгневанно.
-Нет, никогда! Я лучше умру, чем положить свой партбилет на стол! -сказал высокий, полный и лысый мужик и начал петь:


Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущённый
И в смертный бой вести готов.

Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, новый мир построим,
Кто был никем - тот станет всем!


После того, как он пропел гимн мирового пролетариата, побежал с криком "За товарища Сталина!" и прыгнул прямо в пропасть, где пылал пламя гиенны и булькала лава, как расплавленный металл - закончил свой рассказ покупатель на барахолке.
-Вот видишь, чувак, я не колдун, но мне кажется, что этот твой сон предсказывает приближение твоей неизбежной смерти. Для того, чтобы предотвратить это, ты должен купить портрет товарища Сталина или вот этот бронзовый бюст товарища Ленина. Также у меня есть книга Карла Маркса "Капитал". Купи. Я думаю, что у тебя нет другого пути. А я продам за дёшево, почти за дарма, жалко выбросить, понимаешь?
-Нет, я лучше куплю вот этот шерстяной парадный китель вместе с государственными орденами и медалями -сказал покупатель.
-Зачем тебе этот китель умершего недавно ветерана Второй Мировой? -удивился другой покупатель.
-Как зачем? Буду участвовать в празднике, посвящённый дню победы, надев этот китель вместе с орденами и медалями и все будут меня поздравить с праздником, как героя кровопролитной войны.Цветы, слезы радосты, салют и даже налют - ответил тот.
-Тьфутвою мать, сволочь! Как ты можешь так говорить! Какой ты мерзкий, отвратительный человек! -сказал другой покупатель.
-Что? Это, я мерзкий человек?! Ну, ну, ты лучше посмотри на себя! Погляди вон в это зеркало! У тебя чересчур маленькая голова, величиной с лимона.А нос, словно хобот слона, как дыхательный шланг противогаза. Руки длинные, как у орангутанга, ноги наоборот, короткие и крывые. О твоей заднице говорить даже не хочется. Висит она, как огромный рюкзак туриста, кой приехал из далекой Европы в древную Бухару.
После этого завязалась драка между покупателями и Ибн Камбал решил спешно покинуть суетливую барахолку с потертой книгой в подмышках, пока не приехала полиция.


16/09/2022.
1:29 дня.
Канада, Онтерио.

Holder Volcano

Holder Volcano was born in 1959 in Uzbekistan. Graduated from Tashkent State University. He has been writing poetry and prose since 1975. Lives in Canada. He has written 4 collections of poems, a number of novels, short stories and novels in two languages.In Uzbek and in Russian.His works have been translated into English.Has no titles and awards.

Excerpt from the fantastic story of Holder Volkano "Yakan ibn Hakan"

- When we entered your cave, your wife said that you were 750 years old. Your daughter is 170 and your son will soon turn 300. Is this true, or did I hear it wrong? - Yes, it's true, Lainjon Lanat. I'm actually 750 years old. Do I look older or something? - Baltabalyk said. - That's just it. You look very young. I just wonder, how can a person live so long? - Lainjon Lanat was surprised. - And what, people don't live so long on your Earth? - Baltabalyk asked in surprise. - Our people live on average 50-60 years. We have polluted air, countless factories were smoking day and night all over the planet, releasing carbon dioxide into the atmosphere and the radiation is off the scale, - Yakan ibn Hakan replied. - What are you guys joking about? - Baltabalyk was surprised again. - Honest pioneer- said Lainjon Lanat. - Well, you poor earthlings! Our monkeys even live longer than you! - Baltabalyk exclaimed. - If people on Earth would live as long as you do, then our dictators would sit on the presidential chair for 2000 years!

Ibn Kambal

(The story)



To be honest, I'm not going to draw a verbal portrait of the literary hero of my story, nor will I give his real name under any pretext, keeping his safety in mind. To describe the appearance and parameters of the character, would be like handing over a sketch of him to the police department, which has declared him as being on the interpol's most wanted list. This is extremely dangerous for him. We will be limited only by calling his pseudonym "Ibn Kambal". Ibn Kambal walks with a tightly glued beard and mustache, having grown his hair down to his shoulders, having dyed it gray so that he would not be accidentally recognized on the street by local police officers. Otherwise, he may be arrested and put in jail for many years for the economic crimes he committed. The fact is that our literary hero Mr. Ibn Kambal writes good poems and one day a crazy idea came into his head to publish his first book, hoping to get a substantial fee for it. He talked to a hunchback employee of a publishing house, who promised to publish Ibn kambal's book of poems, cheap, in high-quality, fast and, of course, advertise it well. Ibn Kambal, believing the words of the employee, gave him a lot of money from the sponsor without a receipt. The hunchbacked worker turned out to be a greedy, mean-spirited and inveterate swindler, and soon he broke his promise and published a book of poems by poor Ibn Kambal at the expense of low-quality papers that he stole once from the warehouse of the publishing house and safely hid in the basement. As if that wasn't enough, he put paper on the cover, as well as on the drawings and on the circulation of the book. It so happened that the book of Mr. Ibn Kambala was published and not advertised well. The book resembled a thin school notebook. Such a "book" could not be sold on the market. Even a bookworm, that is, an avid book lover of flea markets, who is well versed in art, does not even want to buy such a pathetic garbage. The cunning and hunchbacked worker was delighted that the gullible Ibn Kambal payed him a large sum of money without a receipt. As a result, Ibn Kambal himself had to advertise his book, which was similar to a student's notebook. But he didn't realize it. Half a year later, Ibn Kambal's sponsor began to demand him to return the money received with interest. The poor literary hero of our novel, Mr. Ibn Kambal, did not know what to do. He's up to his ears in debt. At home, a grumpy wife who reproached Ibn Kambal day and night, calling him a pathetic loser, a loafer, a lazy man, a parasite and a sucker.
- God, why did I even marry this idiot, a poet with empty and leaky pockets! Normal husbands go to work in the neighboring countries and earn serious money by working as janitors, barn keepers and freight car loaders, loggers and such. When they return, they build luxury houses, two-story cottages with basements, and buy cool cars. And you?! You sleep during the day like a stray dog with no hind legs and from night to day you scribble the devil knows what, in the light of a kerosene lamp, not letting me sleep soundly. Is literary creativity a job these days?! Here, just recently, this fool released his book, a thin one, similar to a birth certificate, a work book and got into debt up to his ears! And there's nothing to eat at home. A single pair of dress shoes, which we share at a time! It's embarrassing to walk barefoot in this space age! We are afraid to go outside! We sit at home, holding our breath, as if we are in a bomb shelter in the midst of a carpet bombing, when all of a sudden, the sponsor's agents show up, demanding we return the money that this bastard borrowed! This debt grows not by the day but by the hour! My God, what kind of a life is this?! What a pity that Comrade Stalin Joseph Vissarionovich is not with us now, who sent dozens of such unsuccessful Tunisian intellectuals to concentration camps in freight train cars designed to transport horses! If Comrade Stalin were alive, I myself would have given you into the hands of the NKVD, carefully writing a denunciation against you that you were an English spy! Oh, it's not for nothing that poets were hanged and shot in the old days, not for nothing! No, I've had enough! I'd rather climb on a stool and hang myself or burn myself by pouring kerosene on my worn clothes than live with you, jerk! - she screamed loudly, dropping bitter tears on the floor. Then, abruptly changing her mind, Ibn Kambala hastily packed her things into an old wooden suitcase from Stalin's times and threw it out into the street through an open window. Then, pointing to the door, she said: - Get out of my house! Go and don't let me ever see you again! Thus, the poor literary hero of our story, Ibn Kambal, found himself on the street.  But it didn't end there. The sponsor's bouncers quickly found him and broke one of his legs, forced him to collect documents and fraudulently get a huge loan from the bank. Ibn Kambal submitted an application and submitted the relevant documents with a business plan to the bank claiming the loan was to open a trading and manufacturing company. But he immediately had to give the sponsor all the money received on credit. Half a year later, the police put him on the wanted list. Since then, he has been walking with a glued on beard and mustache, having grown his hair down to his shoulders and dyed it gray. Ibn Kambal searched for a house for a long time and finally he found a small hole that had formed on an old abandoned road during a mudslide and decided to live in it. He erected a small roof over the pit, resembling a chapel. This roof performed two functions at once. Firstly, it did not allow rainwater to get inside of the pit and served as a kind of warning fence for random passers-by, so that they would not fall into Ibn Kambala's squalid dwelling, during an evening walk in the dark or in a thick fog when they walk their beloved dogs. The peculiarities of this peculiar housing is that here he will not be disturbed by police officers, tax officers, inspectors of energy supervision, gas supply and housing and communal services department. Most importantly, there are no evil neighbors, rhythmic creaking of the bed, sweet moans, loud music, trampling, crashing, heart-rending cries for help, the noise of the feast, drunken laughter, swearing, crying children and women, the clanging of a hammer, the buzz of a drill, the sounds of shattered glass windows, broken porcelain dishes, and the roar of kitchen dishes that violate the peace and quiet of citizens. There are also a number of inconveniences in this pit. That is, there are no windows in it from which you could look out on the street, to enjoy the autumn leaf fall or night snowfalls in winter. Another inconvenience in this housing is the lack of a kitchen. There isn't even a washbasin. The pit also lacks the most important thing, that is, a toilet. In spring, summer or autumn, you can relieve yourself at large, for example, in the thickets or somewhere else. In winter you will have to sit on the pot and take the contents to the top, so as not to accidentally freeze some important parts of your body. But there he could build a small stove to heat the pit and cook food. However, this is only useful for the cooler seasons. In summer, you will have to cook food outside, on a campfire. With such thoughts, Ibn Kambal first of all, took out all the garbage from the pit, carefully glued some wallpaper to the plastered, putty wall, and laid cardboard boxes at the bottom of the pit. He made a small bookshelf and hung a portrait of the president of the country on the wall. He descends into his dwelling like a submariner descending through the upper hatch of a nuclear submarine with cruise missiles on board. Sometimes he feels like a tankman, rushing forward at breakneck speed on his tank, destroying everything in his path, schools, hospitals, kindergartens, trees and burning houses, crushing livestock, and a crowd of refugees and children. Ibn Kambal loves to read at night in the light of a kerosene lamp an interesting book that he bought at the bazaar, where you can buy a book much cheaper than in bookstores. Ibn Kambal loves bookfairs, especially a specific flea market in the bazaar, similar to an old open-air museum where people sell old things. Almost anything can be found in there. Torn chrome and kirza boots, breeches with a red streak of a general who once died, school bags, books without covers, bugles and drums of pioneers, textbooks, icons, rosaries, a bronze bust of Lenin, a dog-fur hat, an old accordion, a portrait of Stalin, cages for songbirds, aquariums, even wrenches, is there something they don't have, my God! Fashionable dresses with the hats of long-dead old ladies, chains, crimson jackets, telephones of the twentieth century, globes, primuses, traps, samovars, wooden suitcases, old coins, buttons, brass musical instruments from a brass band, axes and saws, scissors, children's toys, heavy cast-iron irons working on hot coal. You c an buy whatever you want or just look at things for free, like museum exhibits. The most valuable things at this flea market for Ibn Kambal are old books with yellowed pages and worn, torn covers. Those who sell old things at a flea market do not know the price of these books, since they do not read them. They simply lack the refinement of feelings and thoughts, emotions such as surprise, admiration, perception, witchcraft influence and the effect of words on consciousness, which, like magic, enchant, giving a person a certain mood, giving him the opportunity to dive into the depths of sweet memories of his youth and love, forgetting for a while about pain and suffering in a cozy spiritual solitude. One day Ibn Kambal heard a very interesting conversation between a a customer and the cashier.
-You know, yesterday I just saw this guy in a dream -said a cheerful customer, smiling at the portrait of Stalin.
- Really? What's  your name? -said the seller.
-My name is Valdemar Catin -answered the customer.
- I wonder what Comrade Stalin's doing in your fucking dreams? - the seller asked in surprise, with a smoking cigarette in his teeth.
- In short, it was like this. I had died in my dreams and was taken to a stone cave, where there was a huge crowd of sinners who stood looking with horror at the blazing fire and their huge shadows swayed on the stone of a giant cave. I see some of them sitting on stone benches. I approached a man who was wearing breeches and chrome boots with long tops, big-eyed, thin build, with a sharp nose and rectangular mustache. He was dressed in a brown uniform, with an iron cross and his hair was combed to the side. I approached him cautiously and said.
- Move aside, please, Uncle, otherwise i'll get exhausted... Hearing my words, the man in the brown uniform was furious. He was so furious that he blushed up to his neck, like an angry turkey. His eyes widened with anger and the cheekbones of his face began to twitch convulsively.
- Do I look like an uncle to you, schweine! Don't you recognize your Fuhrer! I'm Adolf Hitler! - he shouted.
I got scared when I recognized the bloody dictator of the twentieth century, Adolf Hitler, who turned the world upside down, turning beautiful cities into ruins, killing 50 million innocent people.
- About Bitte, I'm sorry, Herr Schicklgruber - I asked for forgiveness.
Here, interrupting our conversation, a man of about forty-five, fifty, bald, short, with a red goatee beard in a suit and with a red tie around his neck came up to me. He looked smilingly straight into my eyes, as if into a deep well, and began to speak fluently, holding his cap in his hand.
- And me, tovayishch? Do you yecognize me? Well... ESEDYEPE, Smolny, the Bolshevik payty...Kyupskaya Nadezhda Konstantinovna, the uprisings of the  workrers and farmers in Petyagyad... wintey palace, Octobey yevolution... .Bank of the lake"Yazliv", Kyilataya fiaza, the slogan "pнoletaians of all styans unite!"..Well, do you yemembey now, the уed Aymy soldier? "What is it?" - he asked, holding on to the lapel of his world-famous jacket with one hand.
- Oh, is that you, Comrade Vladimir Ilyich? Wow! I never thought that I would ever meet you here. I'm sorry I didn't recognize you right away. This must mean you will be rich,- I said, rejoicing.
-What do you mean, you'll be yich, comyade? Do you even think when you talk? I will nevey become yich, exploit! After all, I am the leadey of the pyoletayiat all, right?And you'ye compaying me to some damn bouygeoisie! You aye wandeying like a the blood enemy of the woyld pyoletayiat, like social revolutionayies and monaychists and beelogvideytsy! It's not good, comrade, oh it's not good - Lenin said, offended by my words.
- Excuse me, Comrade Lenin, I wanted to say that you will get rich not materially, but spiritually - I justified myself.
Hearing my answer, Lenin's mood quickly lifted. He was delighted, as a little boy, and the pupils in his narrow eyes gleamed with joy from a smile.
- This is quite a big deal, comyade  the уed Aymy soldier! Well, did the bloodthiysty gangs of the Basmachi Kuibashi Kuisheymet and Ibyagimbek in Tuikestan? - the leader of the proletariat asked, looking into my eyes again, as if into a deep well.
- Yes, Vladimir Ilyich, they crushed it. Defeated, but... I replied, fearing that my next words might again greatly upset the leader of the world proletariat.
-It's a shame, tovayishch kyasnoaymeyets, why do you say "but"? Lenin asked again, holding on to the lapel of his world-famous "troika" jacket with one hand, nervously clutching his cap in the other hand, looking like a platypus.
- You see, Vladimir Ilyich, I don't even know how to explain this to you. In short, the USSR has collapsed! - I said.
- What?! The USSY collapsed?! What aye you talking about, comyade?! Oh my God! - said the leader of the proletariat , looking at me with bewilderment. His mood soured again and he began to nervously pace back and forth, like a wolf in a cage.
- Were you not aware?.. That is, have you not heard about the collapse of the USSR, Vladimir Ilyich? - I said surprisedly. Lenin stopped abruptly and said:
- Aye you out of your mind, comyade  the уed Aymy soldieys, how can I find out if there is no telegyaph  here?
- Yes, you're right, Comrade Lenin, that makes sense. - I agreed.
Then Hitler began to rejoice: - Zuldatun und offitzigen des dgitten gijches! Communishten kaput! Their gratulige! Huwah- hah hah haaaa! Yeh- hah hah hah haaaa! - he laughed, and began to dance, singing a cheerful song by Lily Marlene, masterfully playing his harmonica, which he took out of the top of his chrome boot.
Lenin began to pace nervously back and forth again, occasionally casting an angry glance at Hitler. Then, stopping abruptly, he asked me.
- What, now the USSY into the hands of the social yevolutionayies?
- No, Vladimir Ilyich, first General Secretary Mikhail Sergeyevich Gorbachev was elected president of the country. And then the State Emergency Committee and power passed into the hands of Yeltsin Boris Nikolaevich, who was put into a bag by the saratniki, and thrown from a high bridge into the Moscow River. He miraculously survived... - I replied.
- Who is Mikhail Gaibachev and what is his name... Boyis Yeltsin ! Oh my God, why weye they knocked out and not appointed! Wheye have the Communists gone?! Such a large and great country was destroyed by the mice! - Lenin said, nervously hitting the knees of his legs with the palms of his hands.
- This is nothing, Vladimir Ilyich, in comparison with the statements of the State Duma deputy Mr. Zhirinovsky. He said that it was high time to take your corpse out of the mausoleum and burn it in the crematorium, and bury the ashes in Ulyanovsk, where you were once born.
- Yeally? Did he say that? Foy such woyds of such countey-yevolutionayies, it is necessay to shoot them without tyial and investigation, and send them to the concentyatijn camps! Let them byeak the gyanite stones theye in the negative 40 degrees and make them cayyey heavy stones on theiy backs, jingling the chains on theiy heels and on theiy feet in theiy styiped pajamas! - said the leader of the proletariat, clutching his cap even more tightly in his hand.
In order to somehow distract comrade Lenin from discussing such a topic, I began to lead the conversation in a different direction.
- Excuse me for a stupid question, comrade Lenin, what are you doing here?
-You see, comrade, I naively obeyed the woyds of comyade Kayl Marx, well, this Kayl and his yich dude, like him, yes, Fyidyih Engels, thinking that judgment day does not exist. It tuyns out that I was veyy wyong then... Meyciful Loyd, have meycy on me, youy dear God, in the name of the fathey and the son and the light of the spirit, Amin! Lenin crossed himself briefly, looking with wild horror at the blazing flames of hell and at the lava that bubbled like molten metal. At that moment, a man in a military tunic and breeches appeared near us, of medium height, with his hair combed back, with a bushy handlebar mustache and with a smoking pipe in his teeth. One of his hands turned out to be withered.
- Gamarjoba, genatsvale! - he said, puffing on his pipe. I recognized him immediately and said:
-Oh, hello, Comrade Stalin! Are you here too?
- Yes, unfortunately... Well, genatsvale, did the Crimean Tatars, Jews, Armenians, Ukrainians, Ingush and Chechens, who we deported to Central Asia, get used to the new living conditions? What's the news? - he asked.
-No, Comrade Stalin, unfortunately many of them died from lack of air in the wagons of freight trains designed to transport horses. They were forced to bury their dead children and other loved ones in the sand of the Kazakh steppes along the way. Many died later, from hunger and disease. Only a few remained. Many Jews, Armenians, Ukrainians, Crimean Tatars, Chechens and Ingush were sheltered by our Uzbeks, sharing with them their last pieces of bread in difficult times. This is nothing compared to those who died in concentration camps located in the Gulag archipelago, in Salikamsk and in Magadan. Intellectuals were mostly sent there, declaring them the worst enemies of their people, accusing them of espionage. Millions and millions of people rotted alive in cold barracks, from lack of food, from dysentery, from typhus and tuberculosis. Many went crazy and hanged themselves on ropes, others committed suicide by cutting off their genitals. And how many soldiers and officers, old people, and children, innocent people died in the war! From the lack of weapons and ammunition, poor soldiers with wooden machine guns in their hands went on the attack in companies, shouting together "For the Motherland, for Comrade Stalin!"and the Germans shot them like partridges, creating a mountain of corpses of dead soldiers, sergeants and officers. Beautiful cities, factories and factories have turned to ashes - I said, sighing sadly.
- Well, what can you do, genatsvale, war is war and it requires sacrifices. Let's have a better conversation with you about positive events... I was once informed about the heroic work of the Uzbek people, who built the great Ferghana canal manually in 45 days, with the help of hoes and shovels, headed by this bald guy... Unfortunately, I can't remember right now. After the stroke, my memory deteriorated. I remember I gave him my watch when he came late to the meeting. I once jokingly told him, they say, I want to invite you to Moscow, but I'm afraid that you will open channels around Moscow... How we were laughing then, Lord... Well, how are things going there? The Mirzachul desert with the Kizilkum probably would have turned into green cotton fields, into gardens and vegetable gardens rustling in the wind? Stalin said, stroking his bushy mustache like a cat.
- No, Comrade Stalin. After improper use of water resources, the water level in our rivers dropped sharply and our Aral Sea dried up. It turned into a puddle. There is an ecological catastrophe there now. Sandstorms are rising, covering the entire territory of Karakalpakistan and Khorezm with salt. There is a fear that very soon the entire Central Asian region will turn into a desert. By the way, I even wrote a poem about it. It's called the "chase". Would you like me to recite it by heart, Comrade Stalin? I said.
- Yes? Here's the news. I used to write poetry, too. Come on, read it, genatsvale, if you wrote about an environmental disaster in Central Asia. Only read it briefly. Otherwise I don't have time for this,- Stalin granted me permission, lighting his smoking pipe. I started reading my poem.

The chase

In my youth I chased the desert,
To turn it into cotton fields.
Also grow watermelons and melons,
Where poplars will ring white.

The desert was running away from me, afraid,
From the traces of agama on the dunes patterns.
Now I regret, singing in
the sand, that our sea has dried up.

In vain, oh in vain I chased her then,
Although all this happened a long time ago.
Now I'm running from sandstorms,
And the desert is chasing me.

After listening to my poem, Stalin applauded me, clapping his hands, smiling slyly with a smoking pipe in his teeth.
- Wah wonderful, genatsvale, wonderful! You write like Shota Rustaveli!
- Thank you, comrade Stalin! But it seems to me that your words don't sound very sincere,- I said, as if skeptical of his words that he uttered.
- What are you saying, you bourgeoisie! Is it possible to lie in such a place like this? Look how the fire is burning! O Lord Jesus, have mercy and bless your sinful servant Joseph Dzhugashvili! Lord, how many churches, synagogues, mosques and Buddhist temples have I destroyed to the ground, ordering by secret decree to demolish crosses from the domes of temples, crescents from the mosques and erase the six-pointed star of David from synagogues! By my order, the Red Army soldiers removed the bells and sent them to metallurgical plants for casting to create parts for tractors from them! We have turned the sacred temples, mosques and synagogues into a vegetable storehouse! The Christian, Buddhist, Jewish, and Muslim clergy were exterminated. Oh, how I've sent so many saints to distant death camps, from where no one has ever returned home!
Just at this time, a tall, fat and bald man ran out of the crowd and approached Stalin. Then he began to speak:
-Have you been summoned, Comrade Stalin?
Stalin took his smoking pipe out of his mouth and looked at the bald man in surprise.
- What are you doing here, enemy of the people?! You English spy! This friend here says that due to the incorrect distribution of water resources, the Amudarya and Sirdarya rivers in Uzbekistan have turned almost into a dry riverbed, and the Aral Sea into a puddle! It turns out that the entire Central Asian region is gradually turning into a desert day after day! Fertile lands, cotton fields, orchards and vegetable gardens are covered with salt! Where are we going to sow cotton now? In your grandmother's garden or something?! It's all your fault! Bukharin's tail! Answer me, you bastard, before I repress you! Otherwise, today, in the predawn darkness, NKVD officers will come for you in the car of the GPU "Black Raven" and will quietly knock on your door covered with dermantin to take you where you need to go,- he said.
Hearing this, the tall, fat and bald man sat down on his knees and began to move his knees towards Comrade Stalin, pressing his headdress to his chest, like a disabled person who had both legs amputated due to gangrene.
- Oh, come on, Comrade Stalin! Don't repress me! Your secret service can shoot me according to the verdict of the military tribunal! I am not an enemy of the people and not the tail of Mikhail Dmitrievich Bukharin! We mastered the Mirzachul desert according to the project of Comrade Lenin himself! It's Lenin's fault for everything! - he said crying.
- Oh, you damn contya! You want to accuse me, the leadey of pyaletayat, of the cyimes of the centuyy, which you youyself have committed! I fiystly heay about the deseyt "Miyzachul"! My pyoject says "Hungyy Steppe". Holy shit... The scoundyel! Come on, put youy payty ticket on the table, invadey! The cyiminal element! - Lenin said, angrily.
- No, never! I'd rather die than put my party card on the table! - said the tall, fat and bald man and began to sing:

Arise ye workers from your slumbers
Arise ye prisoners of want
For reason in revolt now thunders
And at last ends the age of cant.
Away with all your superstitions
Servile masses arise, arise
We’ll change henceforth the old tradition
And spurn the dust to win the prize.

So comrades, come rally
And the last fight let us face
The Internationale unites the human race.

After he sang the international communist anthem, he ran shouting "For Comrade Stalin!" and jumped straight into the abyss, where hell's flames were burning and lava was bubbling like molten metal - the customer at the flea market said, finishing his story.
- You see, dude, I'm not a sorcerer, but it seems to me that this dream of yours predicts the approach of your inevitable death. In order to prevent this, you should buy a portrait of Comrade Stalin or this bronze bust of Comrade Lenin. I also have a book by Karl Marx called "Capital". Buy it. I think you have no other way. And I'll sell it for cheap, almost for a gift, it's a pity to throw it away, you know?
- No, I'd rather buy this woolen ceremonial jacket together with state orders and medals, - said the buyer.
- Why do you need this jacket of a recently deceased World War II veteran? another customer was surprised.
- What for? I will participate in the celebration dedicated to Victory Day, wearing this jacket along with orders and medals, and everyone will congratulate me on the holiday, as a hero of a bloody war. They will hand me flowers, shed tears of joy, set off fireworks and even pour alcohol - he replied.
- You bastard! How can you do that! What a vile, disgusting person you are! - another customer said.
- what? Am I a vile person?! Well, well, you better look at yourself! Look in that mirror over there! Your head is too small, it's the size of a lemon. And your nose is like an elephant's trunk, like the breathing hose of a gas mask. Your arms are long, like an orangutan, your legs on the contrary are short and crooked. I don't even want to talk about your ass. It hangs like the huge backpack of a tourist who came from distant Europe to ancient Bukhara.
After that, a fight broke out between the buyers and Ibn Kambal decided to hastily leave the bustling flea market with a worn book in his armpits until the police arrived.


16/09/2022.
1:29 PM.
Canada, Onterio.